- Ну сам-то подумай! - рассудительно сказал Тикачев. - Раньше хорошую землю богатый брал. А теперь бедному в первую очередь. Бедному хорошую землю раздадут, а песок да камни - богатею.

К удивлению Тикачева, эта фраза была воспринята, как шутка: все рассмеялись. Больно неожиданной и нелепой показалась им мысль, что бедному дадут хорошее, а богатому - плохое. Тикачев растерянно оглядел всех. Он не понимал, почему они смеются. Для него это было естественно и обыкновенно.

Все-таки смех резко изменил настроение. Мужики расселись на краю нар, и ничего загадочного не было теперь в выражении их глаз. Обыкновенный интерес, желание поговорить, разузнать побольше. У Тикачева отлегло от сердца. Но вдруг он встретился взглядом с тем мужиком, у которого глаза были навыкате. Глаза не мигая смотрели на Тикачева. Страшные, яростные глаза.

- Обманываешь? - спросил он и даже задохнулся. - Мужик что, мужика всякий обманывает. Гляди, если обманываешь! Дотянусь!

И он вытянул руку, худую, костлявую, с выпирающими суставами, такую длинную, что, казалось, и верно: она куда хочешь дотянется, истощенная, ненавидящая рука.

- Да стой ты, Ефим! - пропищал маленький. - Чего человека пугаешь? Его расспросить надо - пусть объяснит.

Несерьезно звучал пискливый его голос, но мужики прислушивались. Человек был, видно, авторитетный. Он вышел вперед и остановился перед Тикачевым.

- Ты вот скажи: мы злодеи или не злодеи? - спросил он. - Мы вот шесть лет тут сидим, людей не видим, обносились видишь как, жизни не знаем, а почему? Говорят, мы злодеи. Ежели на люди выйдем - нас, как злодеев, к стенке. А какие мы злодейства наделали? Ну стреляли, куда велят, - война ведь, приказ. Да и когда это было! Может, уже прощение вышло. Может, наказание какое дадут - ну, выпорют, что ли, - так мне не жаль: на, пори! - Он скинул тулуп и повернулся голой спиной. - Пори, - кричал он пискливо, - пори, да жить отпусти!

- Доиграетесь, ребята, - сказал Степан. - Лучше бы представить куда следует.

- Убью! - рявкнул на него Ефим.

И тот замолчал и принял равнодушный, полный собственного достоинства вид. Только жилочка билась на виске, а так, казалось, он спокоен. Его дело предложить, а не хотите - ваше дело.

Писклявый надел опять на себя тулуп и сказал гораздо спокойнее:

- Наш офицер говорит, что вы больно расстреливать горазды. Чуть что - и к стенке. Может, правда, а может, врет. Ты говоришь, что нам помилование будет и землю дадут. Может, правда, а может, врешь. Этот Степан говорит, что без офицера мы пропадем. Может, и так, а может, иначе. Все говорят мужику, всякий свое говорит. Кто правду сказал, кто соврал - как разберешься! Бог-то на небе и знаку оттуда не подает.