— Сюда один, а так нас несколько человек в столыпинском ехало, — нервничая, отвечал он.

— Да ты не кипятуйся, что я тебя спрашиваю, — не повышая голоса, произнёс Беда. — Мы же должны знать, кого в камере будем держать возле себя. Нам лишние базары не нужны. Вон Зураб, доказал свою чистоплотность не с того, что он с Чистополя приехал, а потому что знает хорошо уважаемых людей. А ты пока никого не назвал, чтобы мы могли тебе поверить. Кто там у вас на зоне и в отряде правит?

— Не было у нас там никого, у каждого свой путь. Живёт каждый, кто, как может, — отмахнулся он от Беды.

— Такого не может быть, в отряде находился с одними урками, а авторитетов нет.

— Ты чего до меня докапываешься, самый главный, что ли здесь, — показал Одессит вставные зубы, изготовленные из белого металла.

— Нет, что ты, какой я главный, мне на днях на свободу идти и для меня очень важно выйти не запачканным отсюда, — объяснил ему Беда, закуривая при этом сигарету.

— Мне можно сигарету? — протянул руку одессит.

— А ты, что без табака приехал?

— Кончились на этапе, — с сожалением говорил Одессит.

— А сколько дней ты на пересылке был?

— Трое суток.

— Быстро ты их выкурил, или урки с твоего отряда маленький сидор тебе собрали?

— Я же тебе рассказываю, что там все живут сами по себе.

— Ну ладно хватит фуфло нам гнать здесь. Хочешь, я тебе историю поведаю о плохом обиженном мальчике, который вначале к блатным хотел присосаться, потом прокололся и нацепил красный шеврон, за что его и обидели.

— Ты чего сука втюхиваешь мне при честной компании? — дико выкрикнул он, и сразу получил мощный удар по почкам от Монаха.

— Ой, — пригнулся он к полу.

— Это кто сука? — спросил спокойно его Беда.

— Извини, сорвалось с языка невзначай, — корчился он от боли.

— Теперь слушай меня внимательно, негодный мальчик. Предупреждаю, каждая неправда твоя по моему сигналу будет ложиться, тем же кулаком на твои почки. Спасай свои органы, говори правду.

— В каком отряде был в лесу?