Муркеша сидел на пожарном ящике с песком, около него стоял кум и что — то чертил на земле носком ботинка. Увидав, что дверь открылась, Муркеша, словно метеор, ворвался в помещение изолятора и начал закрывать двери в камерах.

Позже пришли с вахты двое контролёров, и начался повальный обыск. Муркеша выгреб с окошка два жирных окурка и несколько спичек.

— Не забирай, это последние самые лакомые бычки, — прибеднялся Беда.

Но Муркеша зло, сверкая глазами, опустил окурки и спички в парашу.

— Знаю, кто мой балабас скушал, — шевелил он своими усами, кидая короткие взгляды в сторону Беды.

— Не думаешь ли ты, что я покусился на твою колбасу. Мне западло брать то, что ты держал в своих руках.

— Зачем навоз в чемодан загрузили? — раскинул он свои мохнатые усы по щекам.

— Это ты перепутал колбасу и собрал себе такой обед, — смеялся Монах.

— Будет вам всем и балабас и яички с сыром. А ты Монах будешь чемоданчик мыть с мылом, — не переставал гундосить Муркеша.

— Может тебе и ноги помыть? — допекал его Монах.

— Двадцать лет назад, ты бы не только мыл мне ноги, а всю задницу отшлифовал.

— Отшлифовал бы и с превеликим удовольствием, заступом которым я двери припирал.

— Поговоришь у меня, шайтан карзубый, — не унимался контролёр.

— Монахов, ты чего так разговариваешь? — сделал замечание Монаху кум, — нравится в изоляторе сидеть? Я тебе сейчас продлю это приятное удовольствие.

— Это вы можете, — не переставал огрызаться Монах.

— Легче всего закрыть человека, — временно не имеющего гражданства, — сказал Беда куму, — благо всё — таки мы хоть и бесправные, но нас малёхи защищает закон. Есть куда и кому заправить челобитную.

— Тебе — то грех обижаться Беда. Всё это время, что ты здесь находишься, для тебя было санаторием, — заметил кум. — А твоё сегодня присутствие здесь, не наказание, а вынужденная мера. Ты должен это понять и зуб ни на кого точить не надо. Придётся тебе освобождаться с изолятора. Готовить постановление за сегодняшний променад на добавки, буду всем без исключения.

— А я о себе не говорю, я о других пекусь, — ответил Беда.

— Я смотрю, ты к концу срока совсем правозащитником стал, — сказал кум, — смотри, на свободе не везде любят правдолюбов?

— Разберусь, я со свободой без посторонней помощи, — равнодушно произнёс Беда.