— Так, значит, продолжаем нарушать? — осматривая с ненавистью сокамерников, сказал заместитель. — Подготовь постановления на всех? — обратился он к куму. — Пускай всё лето в изоляторе сидят, а мало будет. Отправим в БУР на лесную зону.

— У них у половины уже имеются добавки, — доложил кум.

— Ничего, не скупись сутками, это им на пользу пойдёт, если не понимают человеческого языка. Чего вам не хватает? — спросил он у заключённых. — Работать не хотите, водку пьёте. Из вас не получится хороших людей, так, как у вас совсем отсутствует гражданская совесть.

— В данный момент мы не граждане, а заключённые, — не выдержал Монах, — а хотим мы самую малость. Баню, свежую прессу и по пачке сигарет каждому.

— И по два грамма масла положенных, чтобы в кашу не забывали лить, — добавил Одеколон, молодой парень из Канавина.

Заместитель понимал, что они паясничают. И всерьёз, на выдвинутые ими требования не обратил внимание.

— Если будете продолжать вести себя подобным образом, баню я вам устрою. — Забери у них скамейку? — приказал он Муркеше. После чего вся делегация удалилась из камеры.

…После них в изолятор нагрянули контролёры и что могли, всё выгребли из камеры. Оставшаяся пачка чая была сжёвана штрафниками всухую. Сигареты гвозди и заточка, находились к этому времени в соседней камере. Один из контролёров протиснул свою руку в дыру, но кроме несколько картофелин, ничего там не нашёл. Забрав миски и скамейку, они закрыли камеру на две двери.

— Хорошо, что сигареты уберегли, — сказал Монах.

Беда подошёл к нему и тихо сказал:

— Если хотите привлечь к себе внимание администрации, чтобы вам остальные сутки послабуху сделали. Долбите проход в другую камеру, здесь стены жидкие.

Монах внял совету Беды и заставил Одессита расшивать заточкой кирпичную кладку. К шести часам вечера через просторное окно в стене соседняя камера пришла к ним в гости. Последним появилась в проёме голова Гири. Он осмотрел вокруг первую камеру, не решаясь, как ему поступить.

— Заходи, — пригласил его Беда, — срок к концу подходит, больше не увидимся.

Затем Милый гвоздём на решётчатой двери снял замок и бросил его в парашу, но задвижку отодвинуть было невозможно, мешала вторая дверь, которая была близко установлена к первой. Они постучали в дверь.

Муркеша с довольным лицом открыл настежь дверь.

— Чего надо? — спросил он.

— Пить давай? — кричали ему.

Его взгляд упал на первую дверь, где замка не было. У него от испуга пропал голос, и опустились книзу усы.

— Льё-ё-тся, — показывал он большим пальцем на туалет и быстро взялся за дверь, пытаясь её закрыть. Но лес рук просунутых в ячейки решётки первой двери, не дали ему сделать это.