…Боровик последнее время постоянно раздражал Фуру придирчиво – требовательными взглядами и нравоучениями, будто пасынок ему был многим обязан. За те года, которые он провёл за решёткой, Боровик неплохо поживился за счёт Лабы. Мазут приносил большие доходы, которые прилично помогли Фуре при помощи влиятельного родственника жить вольготно на зоне и сократить ему срок. Поэтому никогда Фура вслух Боровику не перечил. Хотя в этот день за столом до их разговора, он заикнулся своим друзьям, что пора вершить раздел. Плавкран и буксир отдать Боровику, а себе забрать Лабу и катер.

Выслушав ценные указания своего родственника, Фура затушил окурок, воткнув его в чернозём пальмы, и пошёл за свой столик.

Позднее, когда на город опустятся густые сумерки, Луку изрядно выпившего посадят в БМВ и доставят с шиком в тихий и безлюдный посёлок. Фикса в машину не сел, так как жил сзади ресторана Плёс.

Через день джип подъехал к затону. Боровик поднялся на плавкран, где пробыл не больше тридцати минут. А Кактус с Фурой остались сидеть в машине.

– Здесь ликвидировать Луку, всех проще, – сказал Кактус.

– Почему ты так думаешь? – спросил Фура.

– Если я в столовой его замочу, там есть вероятность засветить своё фото. И для реализации столовых планов потребуется время, чтобы изучить обстановку, – рассуждал Кактус, – а здесь тишь, гладь и божья благодать. Ты говоришь, он к семи приходит на работу. Я его на лыжной трассе буду ждать в это время. А машину оставлю в переулке, где поле кончается. Дело сделаю, лыжи сниму и за руль. Проще простого.

– А если он не один выйдет на работу, что будешь делать?

– Позвонишь ему и извинишься. Найдёшь отговорку. А я лыжные кроссы по утрам буду делать, пока не улучу своего момента. Остальное тягло тебя тревожить не должно. Ты мне дал клиента. Ты заплатил. Я выполняю.

– Я тебе ничего не давал и не платил. Это отчим постарался. Мне мокрые дела не нравятся. Но ты всё равно Кактус смотри, тебе виднее. Здесь осечек не должно быть. Если он останется в живых, нам всем придётся не сладко. Мужики в этом городе дружные и отчаянные. Сева Пескарь недаром здесь со всем городом дружбу водит.

Кактус задрал рукав у куртки, где у него блеснули на руке золотые часы с браслетом.

– Видишь, Патек Филипп, швейцарская сборка. Двадцать пять тысяч зелёных стоят. Ими владел, самый отчаянный мужик, вор в законе Захар, – Пескаря лучший друг. Теперь они у меня. Делай выводы кто сильней.

– Помню, я этого Захара, – скривил лицо Фура, – платил ему раньше немного. Но он не наглый был вор. Меня ни разу на кукан не брал. Я даже плохого слова от него не слышал. А когда меня упекли. Он с отчима много запросил. Мне на свиданке отчим рассказал всю эпопею с Захаром. Вроде много лет прошло пока тишина, но если воры узнают, кто замочил Захара, то вам всём будет труба, да и мне доски придётся сушить на гроб. Хоть я и не при делах был. Нельзя вора трогать, дешевле было подпитать его. Что ни говори, а от них больше пользы, чем вреда. Ведь Захар иногда сбывал мой товар одним махом. И никто в накладе не был. Я ему проценты не гигантские отстёгивал от сдёлки, и он доволен был.