— Обязательно тебе вылить на меня ушат холодной воды.
И тут Андреас говорит:
— Аисты!
Мум зажимает рот рукой, чтобы не расхохотаться.
Теперь Па может вдруг швырнуть в рюкзак свой обычно бережно хранимый фотоаппарат и в сердцах начнет грести к берегу. Но гроза миновала. Па только секунду кажется взбешенным, а потом и он заливается смехом…
Эта история произошла в соседней деревне.
В Либенхагене семейство аистов свило гнездо на крыше сарая возле церкви. Андреас каждый год ездил туда с родителями. Они ходили на либенхагенское кладбище, потому что Мум очень любила разбирать надписи на старинных надгробиях. Там есть большие и маленькие кресты, черные стеклянные плиты с серебряными буквами, поддельные стволы деревьев из цемента, а для богатых — кованые железные решетки с аркой. Над покойниками недавнего времени посажены цветы. Рядом с бурьяном, тысячелистником, лютиками и кустами сирени эти цветы выглядят ненатурально.
Только на одной маленькой могиле — «Герберт Беренд, род. 6.5.1912, ум. 1.4.1913. Спи с миром» — стояла банка из-под мармелада со свежесрезанными цветами.
Это принесла ему его мама, подумал Андреас.
Па не видел могилы, он был занят поисками наилучшего места, чтобы сфотографировать аистов, а потом долго дожидался, пока они слетят с гнезда. Это было необыкновенно красиво, когда они на своих огромных крыльях кружили в небе. Па нащелкал двадцать один кадр. Он восторженно говорил о «разных моментах их полета», лучшие кадры хотел отдать увеличить, чтобы повесить дома, в передней.
Он никак не мог дождаться, когда же наконец будет проявлена пленка и отпечатаны снимки, но потом не захотел их никому показывать. На каждом из двадцати одного кадра были видны лишь шесть черных точек. И невозможно было догадаться, что это птицы.
Выпь скрывается в камышах, и Мум гребет дальше.
Андреас точно знает, где ему сегодня хочется ловить рыбу. На пути сюда он видел в бухточке у самого берега щуку: ее большое зелено-желтое тело неподвижно стояло в воде, точно подвешенное на невидимых нитях.
В прошлом году Андреас радовался каждой мелкой плотвичке, которая попадалась ему на крючок. Но теперь он мечтает только об одной рыбе — о щуке. Среди рыб это одновременно и царица, и разбойница.
Оснащен Андреас отлично.
Уже за несколько недель до отъезда на сэкономленные карманные деньги он купил четырехметровое бамбуковое удилище. Влезть с ним в вагон городской железной дороги было невозможно. Он привязал на кончик удилища красную тряпку и пешком топал с Александерплац до Кёпеника. Дома отец разъяснил ему, что маршировать с этой штукой сто двадцать километров до Тарнова не слишком приятно. Па купил короткие металлические трубки, служащие креплениями, и Андреас, хоть ж горько ему было, распилил удилище на три части. Теперь он мог без труда разобрать и снова собрать его. К удилищу он приделал катушку с пятьюдесятью метрами дедероновой лески.