Мы с Серегой разделили секторы для работы и стали ходить с приборами, периодически оглядываясь по сторонам и оценивая обстановку. Скажу сразу, что монетный поиск по старине очень сильно отличается от копания по Великой Отечественной войне. В первом случае, как оказалось, нужно не только проводить серьезные поиски по литературе, но и сопоставлять полученную информацию с реалиями. Ведь будет обидно и досадно, если ты вдруг найдешь в каком-то источнике очень интересную информацию о какой-то барской усадьбе, а приехав на место, обнаружишь, что на ее месте находится полигон твердых бытовых отходов. И еще старина отличается тем, что приходится отрабатывать каждый сигнал, прорабатывая сотни килограмм мусора, и лишь одна тысячная часть из всего этого может оказаться действительно стоящей старинной монеткой. От нумизматов я узнал, что не все монеты имеют цену, многие, особенно ходовые и плохо сохранившиеся медные пятаки и даже серебряные рубли, считаются «мусорными монетами» – из-за своей обширной распространенности. Даже клад пятаков в кубышке может иметь только ситуативную ценность для самого копателя, а на деле прибыль от его реализации может лишь едва окупить потраченный за много выездов бензин. А вот если искать следы исключительно Великой Отечественной, то процент стоящих находок резко вырастает, как и их абсолютное количество. Возможно, поэтому многие копатели практически поголовно начинают с военной археологии, постепенно переходя все дальше вглубь веков, приобщаясь к монетам в частности и к старине вообще.

Этими и похожими мыслями я был занят, когда ходил с металлоискателем по полю. Тогда же я начал укрепляться в мысли, что мой металлоискатель слишком слаб для глубинного поиска, он был хорош в поиске больших железных предметов: касок, противогазных бачков, монет, штыков. Я мог рассчитывать только на близко залегающие к грунту крупные монеты, но мелкое серебро на глубине в один штык лопаты мне было уже недоступно. Такой вывод я сделал из наблюдений за своими и Серегиными находками. Мы, конечно же, пока что не нашли ничего стоящего, но я мог оценивать и примерно соотносить с монетами тот мусор, который мы выдергивали из земли. Я доставал водочные пробки из ближайшего к поверхности слоя грунта, а Сереге приходилось выкапывать и глубокие ямы только лишь для того, чтобы достать маленький вытяжной язычок от алюминиевой банки. Но если бы на поле были на разных глубинах рассыпаны монеты, то все артефакты на глубине свыше 30—40 сантиметров достались бы Сереге, а я прошел бы над ними, как лох, и мой прибор не подал бы никакого звука.