— Что там ни говори, Николай Дмитриевич, а уходить несолоно хлебавши тоже-ть нехорошо. Зазря, выходит, шлепали, пилили так, что глаза потом застило.

Колосов уже слышал этот голос на базе, когда томился в безделье. Собеседник у говорившего оказался тот же, Николай Дмитриевич.

На войне, Бойцов, зазря ничего не делается, учти это.

— Как это не делается?

— Так.

— Не скажи, Николай Дмитриевич. Мы почти бегом шпарили.

— Мы шпарили, полосухинцы шпарили, потому нам меньше и досталось, что вовремя пришпарили, а ты говоришь — зазря.

— Он, немец, если ушел, его догнать можно было бы.

— Командирам видней.

— Это ж около года я у вас, а в настоящем деле еще и не был.

— Ты в засаде на Мауе участвовал, сам говорил, что тебя к медали представили.

— То ж когда было-то. Один раз разрешили — и на́ тебе. Я думал, хоть нынче наверстаю.

— Бойцов, слышь, Бойцов?

— Ну.

— Дугу гну, не ной.

— Это я-то ною?

— Ты.

— Николай Дмитриевич, чего он говорит? Слышь там, сзади?

— Не глухой.

— Раз не глухой, понимать должен, о чем мы тут…