Что могло значить еще одно убийство для такого одержимого разрушителя, каким он был! Ведь существо, которое он боготворил, погибнет от его руки, а в сердце Жана, которого он ненавидел всей душой, навечно останется незаживающая рана! И, произнеся страшные слова: «Она будет моей, или я убью ее!» — разбойник выстрелил.

Фэнфэн всегда стрелял без промаха, и Валентина должна была погибнуть. Движения негодяя были быстрыми как молния, но Жан, увидев, как разбойник потянулся к карману, понял, что тот задумал. Он бросился вперед и заслонил Валентину в тот момент, когда прогремел выстрел.

Судья Бувар, капитан, супруги Фуше, Питуа и аббат Фарронвиль вскочили, крича от ужаса. Валентина побледнела, словно ее и в самом деле задела пуля, и, обняв Жана, воскликнула:

— Нет, он не может умереть!.. Господи, где Твоя справедливость?! О, Жан!..

Капитан Бувар, который на своем веку повидал немало ран, бросился вперед и дрожащими от волнения руками осторожно исследовал грудь молодого человека.

Жан по-прежнему стоял и не выказывал ни малейших признаков слабости. Он мягко улыбнулся Валентине и прошептал:

— Спасена!..

Капитан увидел, что жилет юноши порван, и нащупал сквозь него что-то твердое. Это была рукоять пистолета, о которую расплющилась пуля.

— Господь справедлив, — сказал он в ответ на слова, вырвавшиеся у девушки в минуту отчаяния. — Он помешал совершиться чудовищному преступлению.

Валентина, разрываясь между ужасом и радостью, столь быстро сменявшими друг друга, выпустила Жана из объятий и бросилась к графине.

— Неужели никто не видит, — воскликнула она в отчаянии, — моя мать умирает!

Когда мировой судья дочитал ужасное письмо старого Монвиля, госпожа Ружмон не проронила ни слова и, открыв рот, сидела согнувшись, глядя с потерянным видом в одну точку. Крушение всего, чему она верила, ужасные разоблачения, беспощадно открывшие глубину ее заблуждения, совершенно уничтожили графиню. Не находя сил протестовать, потеряв возможность двигаться и думать, она продолжала сидеть и тогда, когда Фэнфэн совершил чудовищное покушение на ее дочь.

Графине показалось, что выстрел, направленный в грудь Валентины, попал в ее собственное сердце и что жизнь покидает ее. В то время как все столпились вокруг Жана, она медленно соскользнула с кресла и в конвульсиях упала на ковер, где осталась неподвижно лежать у ног Кюре из Оборванцев, который тоже сидел как громом пораженный.

Валентине не хватило сил самой поднять графиню, и она воскликнула:

— Жан, Рене!.. Помогите мне!

Молодой человек без всяких усилий поднял на руки несчастную женщину и вынес из комнаты. Валентина и Рене последовали за ним.