Мчась на тридцать метров впереди отряда, Жан де Монвиль с трудом сдерживал грызущего удила першерона, за которым с трудом могли угнаться другие лошади. Управляемый опытным наездником, конь перелетал через ухабы и рытвины с уверенностью, изумлявшей гусар, время от времени одобрительно кричавших при особенно удачном прыжке.

— Черт, как он мчится! — кивнул сержант юному гусару, на боку у которого на блестящем ремне висела сабля, полученная в награду за подвиги.

— Он, похоже, из бывших, но солдат что надо.

Добравшись до леса, отряд спешился. Гусары прислушивались. Каждый с тревогой думал об одном:

— Успеем ли мы вовремя?

Издали доносились одиночные, приглушенные расстоянием выстрелы.

— Вперед, — скомандовал сержант, — они еще держатся. Не все потеряно! Солдаты, осмотрите ружья — на месте ли запалы и кремни, проверьте сабли в ножнах. Гражданин Монвиль, ведите нас!

Гусары взяли под уздцы лошадей и двинулись за Жаном де Монвилем, который уверенно направился к поляне, откуда слышалась перестрелка.

Положение гусар и жандармов, попавших в западню, из трудного превратилось в безвыходное. Удерживаемые на месте прекрасно вооруженным врагом, втрое превосходившим численностью и скрывавшимся в густых зарослях, гусары видели, как падают вокруг товарищи, и предчувствовали скорый конец. Минута, когда отчаянное сопротивление солдат будет сломлено, неумолимо приближалась, а они даже не могли собрать силы для решительного удара, который мог бы принести спасение. Приходилось стрелять наугад в невидимого врага и оставить мысль о стремительном прорыве из окружения, которое всегда представляется мужественному французскому воину лучшим выходом из положения.

Причины, вынуждавшие гвардейцев обороняться и не переходить в наступление, были очень просты. К оржерским бандитам нельзя было относиться как к обычному противнику, соблюдающему правила ведения военных действий и сохраняющему определенные понятия о чести и достоинстве. Тем, кто имел дело с лесными головорезами, не приходилось надеяться на снисхождение. Нужно было сразу готовиться к дикой, беспощадной борьбе. Ни милосердия к раненым, ни пощады пленникам! Любой, попав в руки бандитов, мог лишь благодарить судьбу, если быстрая смерть избавляла его от изощренных пыток, описания которых с ужасом передавались из уст в уста.

Гвардейцы не могли унести с собой раненых, равно как и бросить их на поле сражения, обрекая на мучительную смерть. Сержант Вассёр решил тянуть время — если впереди его отряд и ждала гибель, пока еще оставалась хоть какая-то надежда. Да и бандиты, похоже, не собирались нападать в открытую. Несмотря на то, что отряд гвардейцев понес тяжелые потери, мужество закаленных в боях воинов внушало поджигателям страх и отбивало желание схватиться врукопашную. Разбойники предпочли засесть в кустах и вовлечь гвардейцев в изматывающую перестрелку, чтобы затем наброситься на них и покончить со всеми разом.