Мужчина, который платком промокал шоферу лоб, был одет как англичанин, хотя, пожалуй, на самом деле им не был. Другой мужчина, гораздо старше, хрупкий на вид, с сединой, мог быть только немец. Тем временем подошел третий, в кожаной куртке и подкованных техасских ботинках, коротконогий, сильный, с грубыми чертами плоского лица, приплюснутый нос почти вровень со щеками, а рот готов растянуться зловещей ухмылкой. Максвел сразу решил, что это прикончивший бандитов телохранитель, нанятый из местного агентства. Из всех иностранных фирм только «Гезельшафту» было разрешено держать телохранителей.

2

2

Через несколько дней Максвел получил два письма: одно от генерала, начальника национальной полиции, с выражением благодарности за оказанную помощь; другое от фирмы «Гезельшафт», одним из директоров которой был герр Адлер; это его отец, приехав к сыну в гости, подвергся нападению бандитов.

Полиция сделала официальное заявление, что это была акция политических террористов, которые гоняются за богатыми заложниками, рассчитывая получить большой выкуп. Никто этому не поверил главным образом потому, что уже вошло в привычку не верить ни одному заявлению полиции или другого официального учреждения. Та версия, которая просочилась в газеты, когда око цензора задремало, сводилась в общих чертах к тому, что это была неудавшаяся попытка мести, организованная какой-то группировкой местных предпринимателей, которые чувствовали смертельную угрозу со стороны процветающих молодых германских колоний. В разговорах называли имя Каррансы.

Конечно, все видели, как здорово пошли в гору немцы, большая часть которых приехала вскоре после войны, присоединившись к первым переселенцам в колониях, тихо существовавших до этого лет пятьдесят. Их успехи шли вразрез с интересами местных дельцов, латиноамериканцев, которые вот уже четыре столетия, отобрав когда-то эти земли у индейцев, распоряжались ею со свойственной им беспечностью и бестолковостью. В этом некогда великолепном городе и в этой все еще прекрасной стране те, кто обладал богатством, начинали его терять, и оно переходило в руки людей более энергичной породы. «Пройдет еще лет десять, — говорили новые люди, — и невозможно будет отличить эту страну от Европы». Под Европой они чаще всего имели в виду былую свою Германию.

Спустя два дня после происшествия Максвелу позвонил по телефону Ганс Адлер и пригласил к себе на кофе в ближайшее воскресенье в четыре часа.

Во время этого приема, проходившего весьма официально, Максвел был представлен главам германской колонии, каждый из них с серьезным видом пожал ему руку и похвалил за храбрость. Благодаря этой встрече он установил много ценных контактов с представителями самого энергичного здесь нацменьшинства и завязал дружеские отношения с Адлером.