— Простите мое любопытство, — спросил однажды Максвел, — но как вам удалось так хорошо научиться говорить по-английски?
— В нашей семье всегда считалось, что мы должны быть прежде всего европейцами, — сказал Адлер. — После учебы в Гейдельберге я провел два года в аспирантуре Лондонского экономического училища. Больше всего времени я прожил тогда в Уимблдоне.
— Вам повезло. Если б в моей семье были такие же понятия… Но, к сожалению, мы жили очень замкнутым мирком.
— Наверное, ваши работали где-нибудь в промышленности?
— Нет, они фермеры. Две недели каникул были для пас единственной возможностью поехать за границу и хоть что-нибудь увидеть.
Адлер снова наполнил стакан Максвела. Превосходное ячменное виски еще больше подогрело в Максвеле желание обернуться космополитом.
— Я унаследовал участок в тысячу акров, притом в совершеннейшей глуши, — продолжал Максвел. — И мое будущее было полностью предопределено всем устройством тамошней жизни. Ведь и поныне можно попасть в рабство у земли, как в средневековье.
— Что вы имеете в виду под рабством?
— О какой же свободе может идти речь, когда над тобой довлеет неизбежность. А тратить силы на отчаянные попытки одолеть серость жизни нет смысла, потому что ничего, решительно ничего нельзя в ней изменить. Если бы я пошел предназначенным мне путем, то мог бы точно предсказать свою судьбу на пять лет, на десять, до конца жизни. Даже пришлось бы выбирать жену не по своему желанию, а ту, которую подставит сама система жизни; я не хотел этого, не хотел, чтобы и мои сыновья были обречены жить в подобной тюрьме, которая так страшит меня самого.
— Какой же вы нашли выход?
— Я снялся с места и пошел в море. Море было моим Катманду[1].
— Ну и как, успешно?
— Нет. Оказалось, один замкнутый круг сменился другим. Но ведь должно же быть в жизни то, что предназначено познать и открыть именно тебе.
— Да вы просто купец-авантюрист, — рассмеялся Адлер, — только родились не вовремя. Признаться, и у меня бывают подобные порывы. Но, вероятно, от того, что меня воспитывали в более либеральных традициях, я чувствую не столь сильную потребность в протесте. Однако расскажите мне, как же вы все-таки попали в эту страну.
— Наш корабль стоял тогда в Буэнос-Айресе. Я подхватил какую-то инфекцию и провалялся в госпитале около месяца. Для поправки здоровья мне кто-то предложил съездить сюда на отдых, но я решил здесь остаться.
— Вас очаровала эта страна?
— Скорее привлекла возможность быстро сделать деньги, но мне действительно очень поправился и сам край, а теперь нравится все больше. Здесь все покамест сохранилось почти нетронутым.