Не скоро пришел я в себя. Вернулся в пещеру, где меня терпеливо ждала, забившись в угол, Ширин. Я накормил и напоил ее, поел сам, а отца все не было. И тут кощунственная мысль пронзила мой мозг: лучше бы он не приходил вовсе! Тогда бы мы с Ширин вернулись домой. Никакая Мекка, никакая Медина не нужны нам. Что мы там не видели? Стоит ли ради Мекки переносить страдания, подобные тем, какие мы испытали в пути? Однако смутно почувствовал я, что самое страшное еще впереди.

Мы ждали долго, а он все не возвращался. День стал клониться к вечеру. Ослепительное солнце укатилось за горы, и сразу, словно большая черная туча, нас накрыла густая темень. Она легла на горы холодным одеялом. Ширин плотно прижалась ко мне. Маленькое ее тело дрожало как в лихорадке, а сердце громко стучало. Я утешал сестренку, понимая, что обязан быть в ее глазах сильным, спокойным.

— Куда ушел отец? Когда он вернется? — в который раз спрашивала меня Ширин.

— Придет, — отвечал я. — Ты не одна, я же с тобой.

— Да, — соглашалась она. — С тобой, Навруз, мне ничего не страшно.

Два темных силуэта показались вблизи. Я сперва обрадовался, но тут же испугался: почему двое?

— Навруз, Ширин? — послышался приглушенный голос.

У меня отлегло от сердца.

— Папа! — закричала Ширин.

— Тише, дочь моя, тише! — отец обнял Ширин, зашептал ей на ухо, желая успокоить.

Я же вперил взор в кряжистого, высокого человека, которого привел с собой отец. Человек тот был в чалме; из-под нее сверкали огромные черные глаза.

Отец отпустил Ширин и, обратившись к громадному человеку, произнес с заискивающим оттенком в голосе:

— Надо бы подкрепиться малость. Иначе нам на трехгорбую вершину не взобраться.

— Мне все равно, — мрачно ответил горец. — Я за ночь шесть раз кряду взберусь на эту вершину и спущусь вниз. Хватило бы сил у вас. Впрочем… Что там у вас припасено?

— Рис с маслом, мясо жареное, лепешки на молоке, — поспешно перечислил отец.

Пищей нас снабдили на последней стоянке верные отцу люди.

— Давай лепешку и кусок мяса, — сказал верзила.

Сел на камень, протянул ладонь с корявыми пальцами.

Мы торопливо перекусили и поднялись.

— Бери хурджун со съестным да мешок, — грубо распорядился хозяин горных троп.