— Расходитесь, граждане.

Граждане послушно разошлись. Только Галка, безуспешно поискав предлог остаться («Может, тебе чаю поставить или за молоком сходить?»), попыталась задержаться, но Андрей и ее спровадил безжалостно. Ему нужно было побыть одному, собраться с мыслями и приступать к работе.

Тихонько, исподтишка, ни с того ни с сего стал накрапывать дождик. Андрей вынес из дома коробку от ботинок, накрыл ею след сапога в кустах и положил сверху кусок пленки. Потом сел на ступеньку крыльца, раскрыл свой рабочий блокнот, задумался. Стал вспоминать…

13 мая, среда

13 мая, среда

С утра Андрей ездил в район. С делами управился к обеду и только подошел к мотоциклу, как кто-то небритый — царапнул по щеке как наждаком — набросился сзади, сильно обхватил, сдавил и заорал радостно, счастливо, не стесняясь прохожих;

— Сергеич, участковый, отец родной! Здорово, милиция!

Андрей, который от неожиданности чуть было не бросил его через себя, смущенно вырвался из цепких дружеских рук Тимофея Елкина (по прозвищу Дружок) и поправил фуражку. Полгода назад направили его на принудительное лечение, участковый выступал тогда в суде свидетелем и, конечно, не ожидал от Тимофея такой бурной радости при встрече. Но, видно, тот многое понял и обиды на него не держал, а был искренне рад ему и благодарен.

— Ну как ты? — спросил Андрей.

— Хорош, Андрей Сергеич! По всем статьям выправился и человеком стал: и умный опять, и здоровый, и трезвый навсегда. Дай твою добрую руку пожму! Спасибо тебе, участковый. Ты со мной как с другом обошелся. Спас, можно сказать, в трудную минуту. Теперь за мной должок. Придет пора — и я тебя выручу!

Был он оживлен, доволен, будто возвращался с курорта, а не из лечебно-трудового профилактория.

— Трогай! — закричал он, садясь в коляску мотоцикла, и свистнул так звонко и заливисто, что с куполов церкви сорвались голуби, а дремавшая неподалеку на лавочке бабуля вздрогнула и испуганно закрестилась, сердито бормоча.

— Тихо, тихо, — улыбнулся Андрей, — а то я вместо села в отделение тебя доставлю.

На окраине, у переезда, участковый вдруг остановился, заглушил мотоцикл и, бросив Елкину: «Посиди», пошел к пивному ларьку, возле которого — он заметил — назревал беспорядок.

Тепленькие мужики, горланя, размахивая кружками и кулаками, угрожающе теснили какого-то прилично одетого гражданина. Тот не пугался, стоял, лениво прижавшись спиной к обитой железом полочке ларька, и, опираясь на нее локтями, развязно держал в руках кружки с пивом, спокойно улыбался как скалился.

Андрей видел: так же опасно улыбаясь, тот, не торопясь особо, выплеснул пиво под ноги окруживших его мужиков, ахнул кружки о полочку — зазвенели, брызнули осколки, — и в руках его оказались, как кастеты, крепкие ручки со сверкающими острыми краями. Мужики примолкли, переглянулись.