– Поранился, Шип? – небрежно спросил Каллагэн. – Я и не знал, что у них колючки.
– Да, поранился, – ответил офицер Шипперт, показывая длинную острую деревянную щепку, впившуюся в его палец. – Эта штука была прямо посреди цветов… а-а, Боже мой! Каллагэн, Костелло, я слепну… я умираю!
С возгласом не то всхлипа, не то удушья, он соскользнул вперед на землю; его крепкое тело примяло цветы, согнувшиеся под весом безголового тела Крейвена примерно сорок восемь часов назад.
– Матэр Божья! – воскликнул сержант Костелло, наклонившись к поверженной фигуре полицейского. – Дохтур де Гранден, он мертв! Смотрите, сор: его сердце остановилось.
Мы с де Гранденом наклонились и бегло осмотрели его. Диагноз Костелло был совершенно верным. Крепкий патрульный, пышущий здоровьем всего за две минуты до этого, стал трупом, как и человек, чье тело лежало в городском морге, «по-видимому, мертвым в течение нескольких дней, когда его нашли», согласно медицинскому освидетельствованию.
Мы с Костелло подобрали нашего упавшего товарища и унесли его в пустой дом смерти, а пока я поджигал спичку и подносил ее к газовому рожку, де Гранден расстегнул китель мертвого полицейского и произвел тщательный осмотр.
– Послушайте, дохтур де Гранден, – заявил сержант, без слез глядя на лицо мертвеца с печалью человека, чья ежедневная обязанность – отчаянный риск. – В этом деле есть что-то дьявольское. Посмотрите на его лицо! Оно стало пятнистым! Можно подумать, что он мертв пару дней, а мы принесли его сюда только минуту назад.
Де Гранден наклонился ближе, внимательно осмотрел лицо мертвеца, грудь и руки.
–
–
– Но Крейвена, должно быть, сразил какой-то дьявол, – вмешался я, – в то время как бедный Шипперт… как он умер, де Гранден?
– Кто может сказать?