Сначала я ничего не услышал, кроме дьявольского ветра на башнях и случайного скрипа ржавого шарнира, когда какая-то дверь или шторка освобождались от креплений; затем я уловил очень слабые и, казалось, далекие, но нарастающие, когда мой слух подстроился, приглушенные звуки фортепьяно.

– Пойдемте! – выдохнул де Гранден, сполз с кровати и надел сиреневый халат.

Повинуясь его указанию, я встал и пошел за ним на цыпочках через балкон и вниз по лестнице. Когда мы спустились, музыка стала яснее, отчетливее.

Кто-то был в музыкальной комнате, касаясь клавиш большого рояля тонким клавесинным туше. Это была композиция Liebestraum[306], и осторожно нажимаемые ноты падали одна за другой, как капли прозрачной воды, с покрытого мхом уступа в тихий лесной водоем.

– По-моему, это изящно, – начал было я, но поднятая рука де Грандена прервала мою похвалу; он приказал мне идти вперед.

Перед фортепьяно стояла Данро О’Шейн. Ее длинные пальцы цвета слоновой кости перебирали клавиши, а пушистые рыжие волосы струились по обнаженным белым плечам, как расплавленная бронза. От мягко вздымающейся груди до согнутых ступней она была задрапирована переплетением черной шелковой ткани, которая подчеркивала изящные изгибы ее бледного тела.

Когда мы остановились у дверного проема, сладкие германские звуки резко прекратились; пальцы девушки начали ткать извилистые узоры по клавишам, словно их бледная гладь своим колдовством должна была вызвать дух из другого мира, и комната внезапно заполнилась чувственной макабрической темой в си-миноре, красивой и соблазнительной, но в то же время отвратительной. Нежно покачиваясь в ритме безумной музыки, она повернулась лицом к нам, и я увидел, что ее глаза закрыты, длинные ресницы на бледных тонких веках спокойно опущены.

– Посмотрите! – тихо воскликнул я. – Посмотрите, де Гранден, она спит, она…

Быстрое движение его руки остановило меня. Он тихонько прокрался по покрытому ковром полу, наклонился вперед, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от девушки, и пристально посмотрел в прикрытые глаза. Я видел, как маленькие синие вены на его висках раздувались и пульсировали, а мускулы шеи сжимались от физических усилий, которые он совершал, чтобы спроецировать свою волю в ее сознание. Его тонкие, жесткие губы двигались, образуя беззвучные слова, и одна из его маленьких белых рук медленно поднялась с согнутыми кончиками пальцев, как бы наматывающих нитку из невидимого мотка, задержалась на мгновение перед ее лицом, затем медленно двинулась назад скользящими, поглаживающими движениями.