Подобно теням, брошенным от лесных деревьев, когда луна находится в зените, двойной ряд мужчин смешался, пока де Гранден сражался с их лидером. Теперь, когда их командир исчез, они в панике сбились в кучу и ретировались во тьму, но Жюль де Гранден бросился за ними, как пущенная стрела.

– Ха, отступники, – насмешливо позвал он, продвигаясь все ближе и ближе, – вы, которые крадут беспомощных мальчиков-младенцев из объятий grand-mères[316], чтобы принести их в жертву на ваш алтарь, вам нравится праздник от Жюля де Грандена? Вы, кто алкал кровь младенцев, выпьете смесь, которую я приготовил! Дураки, насмехающиеся над Богом, где теперь ваше божество? Позовите ее, позовите Киферу! Pardieu, я не боюсь ее!

Как это произошло с господином, так было и с подчиненными: ближе и ближе де Гранден подступал к борющейся массе деморализованных людей, расплавляющихся как лед под раскаленным железом. Сначала они размахивали мечами и сражались, взывая к помощи нечестивого божества; потом растворялись в туманном паре, бесцельно плавали в неподвижном воздухе, а затем исчезали в небытие.

– Итак, друг мой, это сделано, – заявил де Гранден после сражения, так же, как, возможно, объявил бы о завершении ужина. – Теперь займемся мадемуазель О’Шейн, друг мой Троубридж. Пойдемте, отыщем ее одежду – она должна быть где-то здесь.

За алтарем мы нашли ночной халат и неглиже Данро, лежащие на площадке, где она сняла их, прежде чем отправиться на выход между поднятыми мечами. Осторожно, как нянька, заботящаяся о малыше, маленький француз поднял бесчувственную девушку от алтаря, накинул на нее одежды и взял на руки.

Плачущий крик, постепенно нараставший до возмущенного рева, эхом отдавался и отражался в сводчатых стенах, и де Гранден передал безжизненное тело девушки в мои руки.

– Mon Dieu! – воскликнул он. – Я забыл! Le petit garçon![317]

Когда он приблизился к стене, он нашел маленького мальчика. Слезы удивительного размера текли по его толстым щекам, когда его маленький рот широко раскрылся и издал ужасный вопль.

– Holà, моя капусточка, mon brave soldat![318] – успокаивал де Гранден, протягивая руки к плачущему мальчику. – Пойдем со мной. Пойдем, мы тепло укутаем тебя, а завтра утром вернем тебя в объятия твоей матери.

Задыхаясь под моей ношей, потому что она была нелегкой, я поднимался с Данро О’Шейн по бесконечным извилистым ступеням.

– В таком случае предписан морфин, если я не ошибаюсь, – заметил де Гранден, когда мы уложили девушку на ее кровать.