Генерал Романов, сидя за своим рабочим столом, внимательно слушал доклад полковника Головина.

- Так ошибку Клебанова, говорите, исправили? - спросил он, щуря карие, молодо поблескивающие глаза и отгоняя рукой дым.

- Сделали все возможное, товарищ генерал. Преступника нашли. Невиновного Санько освободили. И извинились перед ним.

- А для себя выводы какие из этого сделали?

Головин почувствовал, как гулко, размеренно ударило сердце.

- Вы неправильно поняли меня, товарищ генерал. Не Клебанова ошибку я исправил, а свою. То, что я не распознал его и доверил ему такое важное дело…

- Понятно, товарищ полковник! Это я и хотел услышать. Рад за вас!

- Урок для меня был тяжелый, но, думаю… - Головин умолк, словно взвешивая свои слова, и закончил уверенно: - Но и полезный. На всю жизнь запомню!

- Со своими сотрудниками обсудили все происшедшее? - спросил генерал.

- А как же. Провели специальное совещание, на котором проанализировали допущенные в начале следствия ошибки.

- Как же держал себя Клебанов?

- Подал рапорт об отставке, товарищ генерал.

- Значит, ничего не понял человек! - с досадой сказал Романов, - Что же, в таком случае хорошо, что догадался… - Он круто повернулся и подошел к столу. - Рапорт Клебанова при вас, полковник? Давайте подпишу! Удовлетворю его просьбу!…

ТАЙНА СПИЧЕЧНОЙ КОРОБКИ

ТАЙНА СПИЧЕЧНОЙ КОРОБКИ

Лучи солнца, косо падающие в окно, скользили по книжному стеллажу, по мягким креслам и зеркальным блеском зажигали натертый мастикой пол. Постепенно они проникли в угол комнаты, где стояла кровать, и осветили лицо спящего. Он раздраженно поморщился и открыл глаза. Полная пожилая женщина в розовом халате, не слышно ступавшая по ковру, метнулась к нему, но человек, лежавший на кровати, уже повернулся спиной и натянул на голову простыню.

- Алик! - нерешительно позвала женщина и замерла у тумбочки.

Из-под простыни донеслось тихое, ровное дыхание. Сын опять уснул.

Порывисто вздохнув, хозяйка вернулась к прерванной уборке. Осторожно, чтобы не потревожить спящего, сложила ровной стопочкой книги, грудой наваленные на письменном столе, смахнула с зеленого сукна кучки пепла, вытерла влажной тряпкой чернильный прибор и абажур настольной лампы… Неубранным оставался только угол комнаты, где стояла кровать. Поколебавшись, женщина осторожно подошла к ней и, тяжело наклонившись, подняла с пола несколько окурков и обгорелых спичек, сунула в туфли на толстой микропористой подошве небрежно брошенные на коврик носки, поправила измятый пиджак, висевший на спинке стула, сняла с кресла брюки и, сложив их по складке, повесила на спинку кровати.