— Здорово, чекист!

Теткин махнул рукой в знак приветствия, отпустил кобылу и присел рядом.

— Куда тебя леший несет? — поинтересовался Тарас. Он у всех спрашивал, куда кто идет, что несет и как живет. На то он и председатель, чтоб знать, кто чем жив и чем дышит.

Ленька натряс из табакерки махры в бумажку, свернул козью ножку, не забыл и Телегина. Телегин взял самокрутку, поблагодарил, затянулся со смаком, пустил в обе ноздри по столбу сизого дыма и покосился на Леньку.

— К коновалу веду, — ответил Ленька.

Черемшане имели на всю округу одного коновала Потапова, всю гражданскую прослужившего у белых. Не сносить бы ему головы за свое легкомыслие и недальновидность в области политики, да золотые руки имел старый Потапов, потому черемшане и не выдавали его властям и власти его не трогали, понимая, что без коновала крестьянам зарез.

Кобыла мотала грязным хвостом, вздрагивала бугристой кожей, прогоняя слепней.

— Чего у нее?

— Вишь, пузо какое, — сказал Теткин, глядя на нее через плечо. — Чуть по земле не волочит.

— Можа, жеребая?

Теткин хмыкнул:

— Идет, а в пузе у нее кабудто кто живой бормочет. Ей-богу!

Телегин хлопнул рукой по острому колену.

— Ох и уморил, паразит... — хохотал Тарас, широко открывая рот, так что были видны острые, мелкие, как у белки, зубы. — Ох-хо-хо!

— Чо смеесся? — обиделся Теткин. В громадном брюхе кобылы Хроськи действительно будто сидел опившийся самогонки мужик и что-то бурчал. Ленька поднялся, отряхнул штаны:

— Я п-пошел, дядь Тарас.

— Иди, иди, а я потом проверю, как этот беляк отконовалит твою Хроську, — пообещал Телегин, дав понять, что разгадал хитрость Теткина.

Ленька удалялся к парому, а Тарас качал головой: надо ж, на такое серьезное дело набрали пацанов. Им бы в бабки играть.

Телегин наступил пяткой на окурок, с трудом натянул сапоги и направился к плотникам. Завидев председателя, старики резвее застучали топорами. Только дед Бедуля, которому на успенье стукнуло не то девяносто, не то все сто годиков, воткнул топор в бревно. Бедуля многое повидал на своем долгом и корявом веку. Его ничем нельзя было удивить или напугать, может, потому он и числился ночным сторожем в волисполкоме. Дед давно потерял сон и бодрствовал днем и ночью. Оставался, как в молодые годы, востер на язык. Телегин сразу учуял в нем желание пособачиться, и потому, опережая, чтоб сбить его с панталыку, сурово спросил:

— Заморился, Бедуля? Ну отдохни маленько.