Наступило утро, когда Лунин, как самый опытный из летчиков, должен был сесть на «Харрикейн» и взлететь.

В лётной школе, где он работал до войны, он всегда первым взлетал на каждом новом самолете и потому за себя не беспокоился нисколько. Но за самолет он волновался. Каким окажется «Харрикейн» в полете? Можно ли будет на нем воевать?

«Харрикейн» легко оторвался от земли и взлетел хорошо. Лунин взял ручку на себя, задрал нос самолета и, как говорят летчики, «свечой пошел вверх». «Харрикейн» поднимался не хуже, но и не лучше, чем «И-16». Гм, значит, вертикальный маневр у него не лучше, чем у «И-16», а у «Мессершмитта» вертикальный маневр лучше. Следовательно, это преимущество за «Мессершмиттом» остается… На высоте двух тысяч метров Лунин выровнял самолет и ввел его в крутой вираж. Нет, вираж, пожалуй, не так крут, как вышел бы на «И-16». Желая себя проверить, Лунин делал круг за кругом; он старался поворачивать круто, чтобы диаметры этих кругов были как можно меньше. Сомнений быть не может: горизонтальный маневр у «И-16» лучше, чем у «Харрикейна». Это обидно. Лунин вспомнил, сколько раз они сбивали «Мессершмитты», используя огромные боевые возможности, заложенные в горизонтальном маневре. Впрочем, чем больше скорость, на которую способен самолет, тем, естественно, слабее его маневренность в горизонтальной плоскости. А преимущество в скорости важнее любых других достоинств.

Но прежде чем перейти к испытанию скорости «Харрикейна», Лунину захотелось проверить одно свое ощущение. Ему показалось, что «Харрикейн» хотя и слушается летчика, но выполняет всё то, что от него требуется, не так точно, как «И-16». Проверить это ощущение было довольно сложно, потому что неточность тут могла выражаться лишь в каких-нибудь долях секунды, в каких-нибудь ничтожных сантиметрах.

Он проделал над аэродромом несколько фигур высшего пилотажа. Потом вошел в пике и вышел из него. Потом опять мертвые петли, бочки… Самолет слушается, но неточность, безусловно, есть. Тут, вероятно, дело как раз в бесхарактерности, безличности конструкции. Незначительная неточность — доли секунды, сантиметры. Однако жизнь и смерть в воздушном бою зависят от долей секунды, от сантиметров.

Наконец Лунин приступил к испытанию скорости «Харрикейна» и пришел к самым неожиданным выводам.

Оказалось, что, вопреки всем ожиданиям, обычная скорость «Харрикейна» нисколько не больше скорости «ишака». И только с помощью особого приема так называемого «форсажа» — скорость его можно было увеличить незначительно, всего на несколько десятков километров в час. Этот «форсаж» мог, к тому же, продолжаться всего несколько минут и потреблял огромное количество горючего, что в результате приводило к резкому сокращению пребывания самолета в воздухе.