– Подожди. Послушай. Нет, я не позволю тебе уйти просто так. Ты должна меня выслушать. Это по-честному.

– Не понимаю, что…

– Если ты предпочтешь подождать, пока слегка не успокоишься, я отпущу тебя. Но я должен снова увидеть тебя.

– Нет! – выдохнула я, пытаясь оттолкнуть его.

– Что мне делать? Встать на колени?

– Адам, я пытаюсь объяснить…

– Боже мой, – воскликнул он, – что я сделал такого, что ты так возненавидела меня?

– Нет, ничего подобного! Я же сказала.

– Тогда останься на минуту и послушай. Аннабель, ну не надо, не плачь. Все хорошо. Просто позволь мне… останься еще на одну минуту и позволь мне сказать тебе… Ты говоришь – для тебя все кончено, ты не любишь меня. Хорошо, я принимаю это. Не волнуйся, я принимаю это. Праведные небеса, а как мог я рассчитывать на что-нибудь иное? Но не думаешь же ты, что я просто тихо удалюсь в Уэст-лодж и не стану ничего предпринимать, правда?

Вдалеке, за кедром, заухала сова.

– Ничего не предпринимать насчет чего? – дрожащим голосом спросила я.

– Насчет того, чтобы снова увидеть тебя. – Он держал меня за плечи обеими руками, чуть-чуть отстранив от себя. – Понимаешь, – произнес он, – есть еще одно обстоятельство, которое мы не обговорили. Для меня ничего не закончилось.

Я так и застыла. Наверное, Адам уловил это, потому что торопливо продолжал:

– Нет, все в порядке, я же сказал, что смиряюсь с фактом, что ты хочешь забыть прошлое. Но у нас остается будущее, моя радость, и ты говоришь, у тебя нет никого другого. Не можешь же ты ждать, что я тихо-мирно отойду в сторонку и постою – теперь, когда ты вернулась домой. – Внезапно он улыбнулся, и голос его впервые за все время зазвучал тепло и мягко. – И я ведь задолжал тебе, правда? Теперь мой долг – ухаживать за тобой. Никаких больше тайных романов, любовь моя! Ни записок, украдкой сунутых в старое дерево, увитое плющом, ни распроклятых встреч под холодной луной в промозглой беседке, где с рододендронов льется вода, а ты причитаешь, что у тебя в волосах запутается летучая мышь! – Он легонько встряхнул меня, улыбка его стала шире. – Нет, на сей раз я стану ухаживать за тобой как положено, при свете дня, согласно всем книгам. А начну, пожалуй, с визита к твоему дедушке…

– Нет!

На сей раз он, наверное, почувствовал приступ неподдельной паники, что охватила меня, заставив окоченеть у него в руках. Об этом-то я и не подумала. Я пришла встретиться с Адамом Форрестом сегодня без какой-либо ясной идеи, что сказать, зная лишь одно: надо любой ценой скрыть от Кона роман восьмилетней давности. Восемь лет – долгий срок, и мне ни на миг не приходило в голову, что страсть могла не угаснуть до конца, что она все еще тлеет, готовая в любой момент вспыхнуть снова опасным пламенем. Мне так ясна была моя роль – в конце-то концов, всего лишь сказать Адаму Форресту чистую правду, что он безразличен мне, что прошлое умерло и похоронено и я хочу, чтобы так оставалось и впредь.