– Можно, я вам помогу?

– Конечно, я рассчитываю на твою помощь. Джессами сказал, что это случилось «около большой усадьбы». Это далеко отсюда?

– Нет, около полумили.

– Тогда поехали.

Хотя «большая усадьба» действительно была огромной, но даже беглого взгляда на эти живописные руины было достаточно, чтобы понять – здесь никто не стал бы расставлять силки и капканы. Либо Джессами меня не понял, либо сказал первое, что взбрело в голову, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Практически не тронутые временем ступени вели к дверному проему главного входа, поднимаясь над высохшим рвом и узким двориком, куда выходили низкие оконца подсобных помещений, находившихся раньше ниже уровня первого этажа, – оружейная, бильярдная, кухни, прачечная и тому подобное. Подвал располагался еще ниже.

– Никто не станет ставить здесь капканы, – сказал Уильям, когда мы взобрались по ступеням и стали смотреть в низкие оконца на балюстраде.

– Похоже, ты прав. А если собака как-то попала в дом и… и, например, провалилась в какую-то яму? Тогда можно считать, что она попала в ловушку.

– Сама? С веревкой на шее? Можно, я спущусь и посмотрю, что там внизу?

– Хорошо, только, ради бога, будь осторожен.

Я с тревогой смотрела, как мальчик медленно пробирается между обвалившимися балками перекрытий. Наконец он протиснулся к отверстию, которое раньше было окошком.

– Что ты там видишь?

Ответа не последовало. Затем Уильям молча отодвинулся. Я слезла вниз и осторожно приблизилась к окошку. Уильям пропустил меня, и я смогла заглянуть внутрь.

Комната была маленькой, с низким потолком и трещинами на стенах. Пол завален каменной крошкой и гниющими остатками каких-то деревянных частей. Дубовая дверь соскочила с петель и лежит на полу. А к крюку в дверном проеме привязана толстая веревка. Там же – щербатая старая голубая миска, пустая и сухая. Собачий помет на небольшом расстоянии от крюка. И перекрывающая вонь экскрементов тюремная атмосфера ужаса и отчаяния, гибель любви и надежды.

Мы ничего не сказали друг другу. Я крепко закусила губу, чтобы сдержать слова, готовые сорваться с языка. Уильям, кажется, глотал слезы.

В молчании мы выбрались наверх и мрачно зашагали к велосипедам.

Вместо того чтобы сесть на велосипед, Уильям обернулся и стал глядеть мимо меня, на развалины большой усадьбы.

– Они могут забрать его назад?

– Кто «они»?