— Тут будь, — сказал ему морячок. — Никого не выпускать и…

— Никого не впускать, — хрипло закончил солдатик давно заученный приказ и оскалился щербатым ртом.

— Вот-вот, — кивнул морячок, увидел как от промерзшей шинели солдатика повалил пар, зябко поежился и повернулся ко второму служивому:

— Митроха, за мной…

Митроха помялся, зыркнул на морячка недобро, но винтовку с плеча сдернул.

Морячок бодро взлетел на пролет лестницы, а солдат заковылял по ступеням, опираясь о приклад винтовки, словно о посох.

На площадке была всего одна дверь — добротная, обитая ватином и хорошей кожей, с фигурными медными гвоздиками, изящной витой ручкой и отполированной посеребренной табличкой:

«г-н Степанъ Евграфович Околесинъ»…

…и чуть ниже:

«Дворникъ»

Под табличкой была аккуратно прибита медная стрелка с гравировкой «Крутить для вызова!», которая указывала на барашки звонка.

Морячок крутанул. Потом еще раз. И еще.

— Ни черта не слышно!

— А может, звонок сломатый, — тихо изрек Митроха и подул на замерзшие пальцы.

— Это навряд ли… впрочем, — и морячок уже занес кулак, чтобы стукнуть им в посеребренную табличку, но тут за дверью послышалось — «И кто тама?» — приглушенно, но вполне отчетливо.

— ЧК! — рявкнул Митроха так, что моряк даже подпрыгнул от неожиданности. — Вызывали?

— Ну, наконец-то… — в замке мягко щелкнуло, дверь бесшумно распахнулась.