Светлый фон

А в это время, посреди песков, бывших недавно ареной сатанинской потехи, в походной палатке сидело несколько человек за чаем.

Все они были в штатском, и бритые физиономии, и благородные профили римлян последней империи выдавали в них людей искусства.

Старший из них расправил плечи, как человек, уставший от тяжелого физического труда, и сказал задумчиво:

– Д-да!. Доложу я вам! Работал я в крупнейших, можно сказать, театрах и кинофабриках мира, но такой постановочки на моей памяти еще не было. И всего в три дня! Я

считаю эту работу рекордной. После нее мне обеспечено место главного режиссера даже в раю!

И, отхлебнув чаю, добавил:

– Так вот… что вы там ни говорите, а искусство театра

– величайшее искусство в подлунной.

 

13. БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

В приморских кабачках и остериях, разбросанных в веселых улицах Порто-Бланко, в улицах, скачущих, подобно резвым козлятам, с уступа на уступ, от подошвы гор до пенного рюша прибоя, – стали твориться по ночам странные вещи.

Едва успевали вспыхнуть над входами пестроглазые бумажные фонари дверь какого-нибудь «Райского Берега»

или «Печенки Корсара», визжа, поворачивалась на блоке, и по выбитым ступеням в жемчужную от табачного дыма и спиртных паров теплоту подвала спускались двое неизвестных.

Безработные контрабандисты, отставные матросы, браконьеры и торгаши, карманные воры и, наконец, просто бедные и честные люди, фотографии которых украшали альбомы розыскных бюро всего мира, – веселившиеся на территории порта, куда не смела показываться стража республики, при появлении незнакомцев ощетинивались и встречали их сдержанным рычанием и треском раскрываемых в карманах клинков матросских ножей.

К такой негостеприимной встрече их вынуждала нарочитая загадочность первого неизвестного, закутанного до кончика носа в черную альмавиву. С головы его на тот же злосчастный кончик носа свисали огромные поля ковбойской шляпы.

 

 

Но по мере того, как завсегдатаи кабачка ознакомлялись с шириной плеч и с величиной кулаков второго незнакомца, яростное возбуждение стихало, уступая место почтительно-осторожному наблюдению.