Не забыл он Фому, закинул за меня словцо – и выхлопотал мне местечко. Вот комендант ваш и забрал меня. Я ему перво-наперво дровец припас, навозил, наколол с солдатами, дымоходы прочистил да и за лошадками приглядываю. Солдат что? Нынешний солдат к лошадям непривычный. По этой части и за солдатом глаз нужен.

– А кем работал у помещика?

– Конюхом.

– Ну и как жилось тебе у помещика? – спросил я.

– А как? Неплохо жилось, царство ему небесное. Душой не буду кривить, хорошо жилось. Помещик хоть и немец, а славный был человек. В почете я был у него, как спец по охотничьим делам. А он уж так любил эту охоту, что и обсказать трудно. Нашему начальнику сто очков вперед дать мог.

– Вот как…

Старик был словоохотлив, но с хитринкой. Эта хитринка проглядывала в осторожности, с которой он ронял каждое слово.

– Ну, покалякали и хватит, – заключил он, подтягивая поясок. – Сейчас подброшу вам, господин хороший, еще дровец охапки две, и теплынь у вас будет, как в баньке.

– А на дворе холодно? – поинтересовался я, чтобы задержать старика и продолжить беседу.

– А с чего оно быть теплу-то? – ответил старик. – Времечко такое подоспело: ни на колесах, ни на полозьях. К

зиме поворачивает… А вы из Москвы будете?

Я кивнул.

– Славный, сказывают, городишко.

– Ничего, подходящий… – в тон ему заметил я. – А как тебе платят здесь?

– А платят аккуратно, кажную неделю. Ну и харчишки… – И он улыбнулся. – Насчет заработка что можно сказать? От такого заработка не помрешь, а хором не наживешь.

– Не тяжело тебе в твои годы с лошадьми и печками возиться?

– А што… лихо нам не страшно, всякое видывали. – И

он опять улыбнулся.

– Почему зубы не лечишь? – спросил я, увидав у него во рту желтые корешки.

– Лечить-то уж нечего, господин хороший. За шестьдесят пять годков все дочиста и съел.