– Может быть, нам лучше вернуться? – задал я каверзный вопрос.

Похитун остановился, повернулся, смерил меня недоумевающим взглядом и спросил:

– Это как же понимать? Предательство?

– Уж сразу и предательство! Зачем так громко? Я же о вас пекусь.

– Пошли, пошли! – нетерпеливо сказал он. – Обо мне вы не пекитесь. О себе пекитесь. Объекты от летчиков никуда не уйдут.

Наконец мы добрались до города.

Казино, как и позавчера, пустовало. Занято было всего три столика. Тихо завывал оркестрик.

Я выбрал столик в самом темном углу и поманил официанта. Я решил сегодня во что бы то ни стало напоить

Похитуна до чертиков и под удобным предлогом вырваться на пять – десять минут. Мне надо было лишь добраться до парикмахерской, где оставил свои знаки Криворученко.

Нам подали бутылку венгерского вина (мне), бутылку мутноватого шнапса (Похитуну), консервированную рыбу в маринаде, несколько кусочков голландского сыра и соленые грибы местного изготовления. Хлеба не полагалось.

– Для начала хватит? – осведомился я.

– Вот именно, для начала… – Похитун захихикал.

– Пить много не буду, – заметил я, разливая напитки по стаканам.

– Это как же? – удивился Похитун.

– Мне надо быть у врача. – И я вытащил записку Гюберта.

– Ну и бог с вами…

Мы выпили по стакану, принялись за закуску, и в это время в зал вошел унтер-офицер Курт Венцель.

Я толкнул Похитуна. Он заерзал на месте, втянул голову в плечи и сгорбился.

– Чуяло мое сердце! – с плачущей миной проговорил он, быстро налил себе новую порцию и опрокинул.

Курт Венцель оглядел зал и направился прямо к нам.