– рассуждал я. – Он сам хочет все откровенно рассказать.

Он все и рассказывает, пока не доходит до самого преступления. Рассказывать о нем выше его сил. Даже не то что рассказывать – вспоминать о нем.

– Почему же он так спокойно рассказал о том, как они условились с Клятовым? Да, в сущности, почти все спокойно рассказал. Как он поймал Клятова возле своего дома.

Все это он прекрасно помнил. И вдруг то, как добрались до

Колодезей и где живут Никитушкины, не может вспомнить. Нет, – Иващенко встал, но, сообразив, что вдвоем нам ходить взад-вперед невозможно – места мало, сел опять, –

тут что-то не то. Может быть, он боится Клятова?

– Тоже ерунда, он же понимает: пока он в заключении, Клятов ему не опасен.

– Иван Степанович, – сказал Иващенко, – а если… он ни в чем не виноват?

– А признался из любезности к нам? – усмехнулся я. Но

Иващенко, кажется, был увлечен своей идеей:

– А если он просто понял, что все улики против него, что опровергнуть их невозможно, и решил лучше уж самому признаться.

– Фантазия следователю нужна, – сказал я, – однако неограниченная фантазия не помогает следствию. В общем, давай сделаем так: пока вызывать его подождем.

Направим на экспертизу, послушаем, что психиатры скажут. За это время, может быть, задержат Клятова. Послушаем, что он нам сообщит. А пока данных нет, не будем строить необоснованные версии.

Глава двадцать третья

Наконец Клятов!

Передо мной лежат следующие главы написанных по моей просьбе записок Ивана Степановича Глушкова о следствии по делу Клятова – Груздева. Не сомневаюсь, что они написаны добросовестно и совершенно точны. Однако автор видит события только с одной следовательской точки зрения. Между тем участниками этой долгой и запутанной истории были и работники органов дознания, и работники прокуратуры, и судьи, и адвокат Степа Гаврилов, и свидетели, и мы, Петины друзья.