Кофе принесен, разлит в хрупкие фарфоровые чашки и выпит. Старик снова уходит. Продолжительное время передвигается какая-то мебель, хлопают дверки, и наконец письмо несуществующего Чезаре у меня в руках. Я распечатываю конверт, внимательно читаю послание, затем на всякий случай перечитываю его заново, после чего, чиркнув спичкой, поджигаю листок перед камином, чтобы превратить бумагу в пепел.

Из письма Белева я узнаю следующее:

«Лицо, проживающее под именем Андрея Горанова, то же самое, с каким Цанев встречался в Мюнхене. Я пока не успел установить, кто он в действительности. Но нет никаких следов самого Горанова. В том же доме живет эмигрант по имени Лазарь Пенев, подвизавшийся некоторое время на радиостанции „Свободная Европа“.

Человек, который выдает себя за Горанова, ни с кем не общается – по крайней мере с тех пор, как я за ним наблюдаю. Крайне осторожен, весьма подозрителен, почти не выходит из дому. Если поддерживает с кем-либо связь, то, вероятно, через Пенева, который часто бывает в городе.

Не исключено, что Пенев меня заметил, когда я в прошлый раз был в Мюнхене. Поэтому я все время старался следить за ним издали. Вчера, когда я шел за ним следом, он меня видел, но узнал, нет ли – сказать трудно.

На всякий случай я пока прекращаю за ним наблюдение и оставляю для сведения эту справку».

Пока послание Белева постепенно превращается в пепел, я слышу голос хозяина:

– Могу ли я еще чем-нибудь вам помочь?

– Да. Дайте мне, пожалуйста, листок бумаги и конверт.

Мое письмо еще короче:

«Попытка ликвидировать Б. Он находится в городской больнице в Лозанне. Предлагаю перейти к варианту

„Дельта“.

Запечатав конверт, передаю его господину Россу.

– Буду вам очень обязан, если вы сумеете еще до обеда связаться с братом Чезаре.

– Никак не сумею, – сокрушенно разводит руками старик. – Сегодня не тот день. Только завтра.

Хорошо, что «тот день» – завтра, а не через неделю. Но ничего не поделаешь. Хозяин не радист, а всего лишь скромный почтовый ящик. Скромный и слишком старый почтовый ящик, но все еще приносящий пользу вопреки утверждению, что его жизнь уже лишена всякого смысла.

– Надеюсь, ваши дела складываются не так скверно? –

сочувственно спрашивает хозяин.

Он понятия не имеет о том, что собой представляют «наши дела», не проявляет ни малейшего любопытства, и все же в его взгляде нетрудно уловить тень беспокойства.

Беспокойства не за себя, а за этого неизвестного человека,