Теперь уже Розмари моя напарница, она сосредоточенно смотрит в карты, и я, имея возможность немного поднять ее настроение, объявляю три без козырей, вслед за этим Розмари с торжествующим видом провозглашает четыре пики, не считаясь с тем, что я закрыл игру, в результате чего две кругленькие «помахали мне ручкой». Но три без козырей или четыре пики в любом случае – большой шлем, и это в какой-то мере воодушевляет мою партнершу, которая даже благоволит сказать мне:

– Очень сожалею, Пьер, но мне в голову не пришло, что тузы способны принести вам две сотни.

– Не стоит сожалеть. Я с истинным наслаждением наблюдал, как лихо вы разыгрывали конечную партию, –

галантно отвечаю я, даже чересчур галантно, потому что никакой лихости в ее игре не было, да и при такой карте любой дурак мог выиграть.

– Ну, вы довольны? – спрашиваю, когда и второй манш заканчивается в нашу пользу.

– Чему тут радоваться, – отвечает Розмари. – С Флорой вы выиграли раза в три больше. Значит, вы любите Флору больше меня.

– А может, и я его люблю больше, чем вы, дорогая, –

невозмутимо вставляет немка.

Так или иначе, закуска сейчас важнее, чем любовь, и мы отправляемся к длинному буфету, где наряду с рекламными, фарфоровыми, расставлены тарелки и попроще, с виду совсем плоские, заваленные мясом и зеленью. Практицизм немки находит свое выражение и на поприще кулинарного искусства. Она предлагает нам не так много, зато все достаточно вкусное, хотя нет в этом ни расточительных импровизаций Розмари, ни дорогостоящего гурманства американца, который заказывает закуски для своих вечеров в ближайшем ресторане.

– Будьте великодушны, ешьте сколько влезет! Иначе мне придется самой целую неделю доедать все это добро, –

подбадривает нас немка, у которой вошло в привычку поддерживать светский разговор, пренебрегая светским тоном.

И мы едим, сколько в силах съесть, после чего снова принимаемся за карты, и в соответствии с правилом «повезет, так повезет» я продолжаю выигрывать, и первый мой выигрыш опять с Розмари, хотя, будь ты неладно, он и в этот раз намного меньше того, какой мне достался час спустя, когда моей напарницей стала немка.

– Теперь уже сомнений быть не может: вы и в самом деле больше любите Флору, чем меня, – констатирует моя квартирантка.

– В три раза больше, – уточняет хозяйка дома, чтобы подлить масла в огонь и подчеркнуть, как внушительна наша общая победа.

И ее миндалевидные лазурно-голубые глаза смотрят на меня так, словно она, после стольких встреч, впервые меня заметила. Этот взгляд мог бы пробудить во мне кое-какие мысли, будь я любитель столь большого формата и не знай я того, о чем, может быть, не подозревает Розмари: что эта самая Флора, кокетничающая своей холодностью и независимостью, уже завела себе приятеля.