Петр Скороходов промолчал и отвернулся. Но на Николку это не подействовало. Он спросил:

– А верно, почему, Петр Павлович, Козлова не приняли?

– Я посторонним людям на вопросы отвечать не намерен, – сказал Петр, но сейчас же ответил: – Не могут быть членами артели хулиганы и безобразники.

– Папаша ему не велел! – закричал кто-то из чижовских ребят.

Петр повернулся в сторону крика и тут заметил, что на улице появился сам старик Скороходов. Что-то жуя, он шел в сторону собрания и при этом как-то странно подпрыгивал. Похоже было на то, что старик немножко выпил. Узнав, что коммунары везут разобранную избу Капралова, Скороходов замотал головой и притворно засмеялся.

– Ну, ну, Вася! – сказал он весело и похлопал Капралова по плечу. – Теперь к коммуне до конца дней пришился.

Отрезали тебе хвост на вечные времена.

– Не страшно, Пал Палыч! – ответил Капралов. – Я

коммуной вполне доволен.

– Так и должно быть, – захохотал Скороходов. – Коммунами все довольны, а главное, в городе. Говорят добрые люди, что с нового года на паек посадят всех коммунаров.

По четверке хлеба на рыло и по пять картошек. Остальное –

в Москву.

Николка Чурасов тихо подошел к Скороходову.

– А откуда у тебя такие сведения, Пал Палыч? – спросил он серьезно.

Скороходов решил сострить.

– А вон галку видишь? – показал он на крышу. – Так она мне на хвосте вчерась информацию принесла. Курьером служит в еркаи.

Николка забрал носом воздух, подошел еще ближе, взял

Скороходова за карман.

– Вот что, милый человек, – закричал неожиданно громко, – завтра с тобой в город едем! Сходим там в исполком. Если правда указ такой о пайке подготовляется, я у тебя прощения попрошу и дорогу оплачу. А если соврал, так уж не обижайся: за клевету Советской власти ответишь.

На улице стало тихо, все поняли, что дело повернулось серьезно.