– Подожди, – сказал Джек и вышел на середину комнаты.

Он торжественно полез в боковой карман и вытащил оттуда серенькую сберегательную книжку. Положил ее на стол и сверху рукой прихлопнул.

– В чем дело? – закричал Курка.

– Вношу свои сбережения.

– А много их?

Капралов развернул книжку и прочел:

– Остаток на сие число сто двадцать один рубль.

– От прошлого года деньги остались, – пояснил Джек. –

Табак я тогда продал.

– Понимаем, – сказал Бутылкин. – А у кого табаку не было, то как?

Сейчас же с места заговорил Чарли Ифкин. Английского говора его никто не понял, но жестикуляция показывала, что американец решил раскошелиться. Он вытащил из бокового кармана пачку длинных темных кредиток с портретами и передал их Капралову.

– Чарли жертвует сорок долларов! – закричал Джек. –

Американские деньги!

– Не примут американские на коробочной фабрике нипочем, – сказал Курка авторитетно. – К черту пошлют с такими деньгами.

Джек разъяснил, что Госбанк за каждый доллар платит два рубля и беспокоиться Курке нечего. Старик Громов недоверчиво рассмеялся, махнул рукой и вышел из комнаты. Дверь сильно хлопнула за ним, и все посмотрели вслед старику. Николка от имени брата Дмитрия и Капралова заявил, что вносит шестнадцать рублей – все, что оказалось у троих в наличности. На этом поступления прекратились.

Василий подсчитал взносы на счетах и тяжело вздохнул. Оглядел собрание и вздохнул еще раз: больше рассчитывать было не на что.

– А ведь не доросли до электричества! – горько сказал

Николка. – Рвать со стен проводку придется…

Он подошел к стене и схватился за электрический провод, как бы собираясь дернуть. Стало тихо.

– Позвольте мне, – сказал Мильтон Иванович.