– Как говорит Коссар, обмен идеями – вот истинно научный метод.

– В большинстве случаев – конечно. Но… это случай исключительный.

– Мы представим доклад Королевскому обществу, как и положено, – сказал Редвуд.

Позднее Уинклс опять вернулся к этому разговору.

– Все-таки Пища – во многих отношениях исключительное открытие.

– Это неважно, – ответил Редвуд.

– Оно может породить серьезные злоупотребления…

Чревато серьезными опасностями, как выражается Кейтэрем. Редвуд промолчал.

– И даже простая небрежность тоже чревата… А вот если бы нам образовать комиссию из самых надежных людей для контроля над производством Чудо-пищи… то есть Гераклеофорбии… мы могли бы…

Он умолк, но Редвуд, втайне чувствуя себя неловко, все же сделал вид, будто не заметил его вопросительной интонации.

Всюду и везде (только не в присутствии Редвуда и

Бенсингтона) Уинклс, хоть и знал для этого слишком мало, выступал в роли главного авторитета по Чудо-пище. Он писал письма в ее защиту, сочинял записки и статьи, в которых разъяснял ее возможности, и совершенно не к месту вскакивал на заседаниях научных и медицинских обществ, чтобы высказаться о ней; словом, всем и каждому старался внушить, что он и Пища нераздельны. Наконец он напечатал брошюру под названием «Правда о Чудо-пище», где постарался представить в самом безобидном свете все, что произошло в Хиклибрау. Нелепо даже думать, утверждал он, будто Чудо-пища может довести рост человека до тридцати семи футов, это – «явное преувеличение». Конечно, люди станут немного повыше, но и только…

Двум ученым друзьям было ясно одно: Уинклс непременно хочет участвовать в изготовлении Гераклеофорбии; он готов был читать любые корректуры для любых газет и изданий, которые печатали материалы о Чудо-пище, – одним словом, всячески старался проникнуть в тайну ее изготовления. Опять и опять он твердил им обоим, что понимает, какая это огромная сила и какие огромные у нее возможности. Но ее создатели непременно должны как-то себя «обезопасить»… В конце концов он напрямик спросил, как они ее изготовляют.

– Я тут обдумывал ваши слова, – начал Редвуд.

– И что же? – оживился Уинклс.

– Вы говорили, что такое открытие может породить серьезные злоупотребления, – напомнил Редвуд.

– Да. Но я не понимаю, какая связь…

– Самая прямая, – ответил Редвуд.

Несколько дней Уинклс обдумывал этот разговор. Потом пришел к Редвуду и заявил, что чувствует себя не вправе давать его сыну порошок, о котором сам ничего не знает; ведь это означает брать на себя чрезмерную ответственность, идти на ничем не оправданный риск. Тут Редвуд, в свою очередь, призадумался.