– Нет сомнения, машинист и кочегар погибли при взрыве, – нарушает молчание кто-то из присутствующих.

– Несчастные люди! – произносит Попов с тяжелым вздохом. – Я только одного не могу понять – как поезд очутился на Нанкинской ветке и почему они этого не заметили.

– Ночь очень темная, и машинист мог не заметить, что стрелка была переведена, – говорит Фульк Эфринель.

– Да, это единственное возможное объяснение, – соглашается Попов. – Машинисту следовало остановить поезд, а мы, наоборот, неслись со страшной скоростью.

– Но кому понадобилось перевести стрелку? – спрашивает Пан Шао. – Ведь Нанкинская ветка еще не действует, и виадук не достроен.

– Я думаю, это небрежность, – отвечает Попов.

– А я считаю, что злой умысел, – подхватывает Фульк

Эфринель. – Преступники хотели устроить крушение и заинтересованы были в гибели пассажиров.

– С какой же целью? – спрашивает Попов.

– Да все с той же! – восклицает Фульк Эфринель. –

Чтобы похитить императорскую казну. Что еще могло прельстить преступников? Разве не с целью грабежа бандиты напали на нас между Черченом и Чарклыком? Считайте, что мы вторично подверглись нападению.

Американец и сам не подозревал, насколько он был близок к истине.

– Вы, стало быть, полагаете, – говорит Попов, – что после шайки Ки Цзана другие разбойники осмелились…

Майор Нольтиц, до сих пор не принимавший участия в разговоре, перебивает Попова и говорит громко и внятно, так, чтобы его все услышали:

– Где господин Фарускиар?

Пассажиры оборачиваются, ожидая ответа.

– Где его приятель Гангир? – продолжает майор.

Ответа нет.

– А где четверо монголов, которые ехали в последнем вагоне? – снова спрашивает майор.

Ни один из них не отозвался.