В Париже на улице Дарю, в соборе Александра

Невского, в воскресенье, во время литургии, кто-то тронул за локоть Шульгина. Он оглянулся и увидел знакомого ему по Варшаве Артамонова. Тот поманил его, и, когда они вышли на паперть, Артамонов сказал:

– Все пропало. «Трест» пропал. Кутепов просил вас тотчас приехать.

В штабе РОВС на улице Колизе Кутепов сказал

Шульгину:

– Дайте мне слово, что будете молчать.

Шульгин дал слово.

– Я получил две телеграммы из Гельсингфорса: одну от

Марии Владиславовны, другую от её нового мужа – Стауница-Опперпута. Немедленно выехал в Гельсингфорс.

Видел её и его. «Трест» оказался мистификацией ГПУ.

Якушев – чекист. Финны на всякий случай арестовали

Опперпута, он в крепости, пишет подробные разоблачения для печати.

Ошеломлённый Шульгин молчал и наконец сказал:

– Значит, моя книга «Три столицы» тоже пропала. Теперь я знаю, кто организовал мою поездку в Россию. И они же советовали мне написать эту книгу.

– Да. Очевидно, это так.

– Нам невыгодно молчать об этой истории, все знают, что вы и я конспирировали с «Трестом». Лучше нам рассказать все самим. Мне выгоднее самому признаться, чем ждать, пока это скажут другие.

– Вы мне дали слово молчать. Я не разрешаю вам писать об этом. Вы понимаете, как мы выглядим во всей этой истории? Хороши мы будем, если узнают, как нас водила за нос Чека.

Однако Шульгин написал для эмигрантской печати послесловие к «Трём столицам». Между прочим, в нем говорилось:

«…Россия, несмотря на большевиков, жива и не собирается помирать. И это убеждение осталось в силе и сейчас, несмотря на последующие разочарования».

Шульгин передал написанное Кутепову, убеждённый, что все это будет опубликовано. Но Кутепов не торопился.