По желтой тропинке, которая пролегала от освещенных окон до мостовой, бежала Виолетта в накинутом на плечи прозрачном дождевичке. Она подошла к нему так близко, что он почувствовал на лице ее дыхание, и сердечно протянула ему руку, как близкому, старому другу.

– Вы помните наш вчерашний разговор? – спросила она. Аввакум кивнул головой.

– Вы знаете, – сказала она, приблизившись к нему вплотную, – сегодня я вернула ему его подарок и написала, чтобы он не считал меня своей невестой. Между нами все кончено. Что вы скажете на это?

– Я очень рад! – улыбнулся Аввакум. – Это чудесно.

Помолчав немного, она сказала:

– Зайдите к нам в гости. Дедушка будет на седьмом небе от радости. А когда он ляжет спать, я опять поиграю вам, как вчера. – Она заглянула ему в глаза. – Хотите?

– Благодарю, – ответил Аввакум. Он поднял воротник плаща и закашлялся. – Весьма благодарен. Но в этот вечер я занят. Буду ужинать со своей бывшей женой…

– Бывшей женой? – прошептала Виолетта.

За занавеской гостиной мелькнул высокий силуэт

Йорданы. «Готовит праздничный ужин», – подумал Аввакум.

– … и двумя своими детьми, – добавил он. – Раз в месяц я ужинаю со своей бывшей женой и детьми.

Виолетта плотнее закуталась в дождевик и покачала головой.

– Приятного ужина, – сказала она и, резко повернувшись, быстро зашагала к дому. Каблучки ее сердито стучали по желтой полоске.

Аввакум вышел на улицу.

* * *

А что же я? Может быть, кто-нибудь из вас заметил, что для меня не нашлось места в этой, третьей части приключений Аввакума? Благодарю ту добрую душу, которая заметила это. Такие уж сложились обстоятельства. В то время я был очень занят: помогал деду Реджепу и другим славным кооператорам Видлы готовить скот к зимовке.

Правда, и Фатме трудилась не покладая рук, но дело не очень спорилось, потому что скота было много, а работников мало. К тому же она слишком часто смеялась, и притом без причины. Бусы на ее груди шаловливо приплясывали, и это, конечно, тоже мешало работе.

А зимой к нам приехал Аввакум. Он прожил у меня дней десять. Зима выдалась снежная, кружили метели, сугробы засыпали все пути-дороги. Я по обыкновению пек картошку в горячей золе очага, а он курил трубку, молчал и задумчиво глядел на языки пламени, лизавшие еловые поленья. Но мне все же удавалось иногда выудить из него словечко, и, хотя их набралось немного, по ним можно было догадаться и обо всем остальном.