Да, это была пушка, наверняка! Мягкие, басистые, очень сильные удары следовали с неправильными и долгими интервалами.
Мы шли зигзагами, меняя курс после каждого выстрела, так как эхо откликалось на две стороны и с одинаковой силой.
Потом пушка умолкла. Мы продолжали двигаться на норд-ост, осторожно макая весла в белесую воду. Гуторов сидел на руле, приложив к уху ладонь. Туман шел волнами, то светлея, то сгущаясь до сумерек, – тогда по знаку рулевого гребцы сушили весла, и все слушали шум прибоя и звонкое гульканье воды под килем.
Прошло минут десять – пятнадцать, и вдруг Косицын, сидевший на носу шлюпки, сказал страшным шепотом:
– Звонят. Либо церква, либо корабль...
– Просто рында, – сказал боцман.
Все мы услышали далекое дребезжанье корабельного колокола. И это был посторонний корабль, потому что рында на «Смелом» звенит светло и тонко.
– Олещук, на нос! – скомандовал Гуторов.
Я сел на переднюю банку, поставив сошки пулемета на борта. Море было спокойно, и дуло почти не шевелилось.
Гребцы стали разворачивать шлюпку на звук, и в этот момент из тумана, справа по носу, немного мористее нас, раздалось протяжное:
– Анн-э-э... О-о-о...
Человек был ближе, чем колокол, и Гуторов решительно повернул шлюпку на голос. Звук перенесся влево.
Отвечая кораблю, кто-то, отдаленный от нас белой стеной, продолжал монотонно кричать:
– Анн-э-э... О-о-о...
Мы сделали сотню гребков, и вдруг метрах в двадцати от нас желтое пламя с грохотом вырвалось из тумана.
– Ходу! – сказал Гуторов, привстав. – А ну, не частить. .
. .То была кавасаки – грубо сколоченная моторная лодка с острым клинообразным носом и низкой надстройкой на корме. Двое рыбаков в вельветовых куртках и фетровых шляпах осторожно выбирали с кормы туго натянутый трос, а третий, стоя к нам вполоборота, держал на изготовку странное ружье с толстым коротким стволом, издали похожее на старый пулемет Шоша. Из дула торчала массивная красная стрела, соединенная с тонким канатом.
Услышав плеск шлюпки, стрелок обернулся и, должно быть со страху, нажал на крючок...
Горячий воздух и свет ударили мне в лицо. Я почувствовал резкую боль в щеке и едва не ответил очередью по стрелку, но Гуторов быстро сказал:
– Отставить. Эй, аната. . Брось!