Она знала, что из них двух она была более… как бы это сказать… более полновесна – не ухмыляйтесь, я говорю не об их физическом весе. Она только слегка беспокоилась, когда он уезжал, и у неё был я, который, на правах испытанного наперсника, осмеливался частенько ей нашептывать: «Чем раньше, тем лучше». Но у мисс Фрейи имелась особая жилка упрямства, и её основание для отсрочки было характерно: «Не раньше чем мне исполнится двадцать один год; тогда люди не сочтут меня недостаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки».

Чувства Джеспера были до такой степени порабощены, что он даже ни разу не возражал против такого решения.

Она была великолепна – во всем, что бы ни делала или ни говорила, и… на этом он ставил точку. Думаю, он был достаточно тонок, чтобы чувствовать себя даже польщенным – иногда. А в утешение у него имелся бриг, который, казалось, был пропитан душой Фрейи, так как всё, что бы он ни делал на борту, было освящено его любовью.

– Да. Скоро я начну считать дни, – повторил он. – Ещё одиннадцать месяцев. За это время мне придется сделать три рейса.

– Смотрите, как бы не случилось беды, если вы будете слишком торопиться, – предостерег его я. Но он с гордым видом, смеясь, отмахнулся от моего предостережения.

– Вздор! Ничего, ничего не может случиться с бригом, –

воскликнул он, словно пламя его сердца могло светить в темные ночи на неведомых морях, а образ Фрейи – служить непогрешимым маяком среди скрытых мелей; как будто ветры должны были охранять его будущее, а звезды –

сражаться за него на путях своих; словно магия его страсти имела власть управлять судном на капле росы или провести его сквозь игольное ушко только потому, что этому бригу выпал великолепный жребий служить любви, – любви, исполненной великой прелести, любви, способной сделать все пути земные надежными, легкими и лучезарными.

– Полагаю, – сказал я, когда он высмеял мое довольно невинное замечание, – полагаю, сегодня вы отплываете.

Действительно, таковы были его планы. Он не снялся на рассвете только потому, что поджидал меня.

– И представьте себе, что случилось вчера! – продолжал он. – Мой помощник неожиданно меня оставил. Должен был уехать. За такое короткое время никого не найдешь, и я думаю взять с собой Шульца. Известного Шульца! Что же не становитесь на дыбы? Говорю вам, вчера, поздно вечером, я пошел и откопал Шульца. Хлопот было без конца.

«Я – ваш слуга, капитан, – говорит он своим удивительным голосом, – но с сожалением должен признаться, что мне буквально нечего надеть. Мне пришлось постепенно распродать весь свой гардероб, чтобы раздобыть немножко еды». Что за голос у этого человека. Говорят, голос может растрогать и камень! А вот люди как будто привыкли к нему. Раньше я никогда его не видел, и, честное слово, у меня слезы навернулись на глаза. Счастье, что было темно.