Елизавета в ответ сказала, что ей – это ладно, но больше никому другому чтобы Салтыков такие мысли не преподносил, и велела представить план кампании 1760 года. Петр Семенович повиновался, но заметил императрице, что план кампании будет строить лишь ради российских интересов.

– Австрийцы же пусть о своих огородах сами пекутся! Елизавета подавленно ему отвечала:

– Я бы и согласна на то.., да Конференция не станет вопросы иные отдельно от Вены решать. Договоримся, фельдмаршал, так: наружно ты указам моим подчинись, а внутренне я освобождаю тебя от исполнения оных указов – ты волен секретно поступать по своему усмотрению, австрийцев не слушаясь… И это пусть между нами останется.

Салтыковский план кампании Конференция не утвердила. План этот приводил к полной победе над Пруссией, но грозил большими осложнениями с Веной. Политика победила стратегию: отныне русская армия становилась «помощной» для армии Австрии.

Отъезжая из Петербурга, Салтыков сказал на прощание:

– Холопством наказала меня судьба-злодейка. Чую, что скоро мне и роты не доверят в команду. Прощайте! Охти, я болен…

…План Салтыкова, отвергнутый Конференцией, через полстолетия лег на стол Наполеона, – Наполеон учился побеждать. Фридрих был непобедим, пока не столкнулся с Салтыковым… Наполеон внимательно изучал планы Салтыкова, которого считал одним из самых выдающихся полководцев XVIII столетия!

В нашей стране великих полководцев прошлого знают, так сказать, «в лицо». Советские маршалы носят их чеканные профили на груди. Покажи портрет, и даже дети точно определяют:

– Это Суворов.., а вот это – Кутузов!

Салтыков «в лицо» не угадывается. Его у нас знают мало. В провинции, в тиши краеведческих музеев, во глубине России, он глядит с портретов на новое поколение – седенький, ласковый и хитрый старичок.

Салтыков в нашей стране не знаменит, но он признан нашей страной. Правда, от широкой славы в потомстве он затаился в военных архивах, в солидных монографиях, в толстенных сводах рескриптов и документов. Он живет среди бумаг так же тихо и незаметно, как и жил когда-то – пока не грянул Кунерсдорф!

В Великую Отечественную войну мы о Салтыкове помнили.

Ибо за этим старичком вырастал призрак Берлина.

***

Фридрих говорил, что «работает теперь, как черт».

– И все должны работать как черти. Однако, – добавлял король, – я весь трясусь, когда подумаю о начале кампании. Глупо с моей стороны еще существовать, но почему-то я еще существую.

Впрочем, король трясся напрасно. Кампания 1760 года была самой жалкой, самой невыразительной за все время войны. Шпионов на австрийской стороне Фридрих как-то растерял, сведения о русских планах текли к нему от Тотлебена, – только бы этот ј 1284 не проворовался!