– Мне уже ничего не надо. Мне бы только Циттена… Вот единственный человек, который всегда умел утешить меня!
Но Циттен был счастливее короля: Циттен вначале сражения так далеко вырвался вперед, что даже не знал о разгроме своего короля. И это незнание помогало ему слепо стремиться к победе над австрийцами. Первым делом, уже к ночи, он поразил корпус Ласси. Потом, когда стемнело, Циттен сказал:
– Со свечкой в руках воевать не будешь. А рассвета ждать долго. Давай, гусары, поджигай все деревни…
Ночь высветилась заревом горящих людских жилищ. Циттену стало светло, австрийцы же совершенно не были приучены к ночному бою. Они путались, обстреливали свои же войска. Покорные и растерянные, они сдавались кавалерии прусской тысячными толпами.
Циттен – в белом, раздувшемся от ветра плаще – летал через мрак, освещенный пожарами и выстрелами, как призрак смерти.
– Где Даун? – орал он, потрясая палашом непомерной длины. – Я сегодня убью Дауна.., я оторву ему голову! Я выпущу из него всю требуху…
Дауна он не убил, но зато он его ранил. Даун – это не Фридрих, который, терпя боль, мог продолжать битву. Даун побежал. За своим командующим припустилась его армия – за Эльбу! Поражение короля в битве при Торгау закончилось победой Циттена, – генерал свершил то, чего не мог сделать его величество…
– Кажется, светает, – доложили Фридриху.
– Наконец-то! – обрадовался король, вставая. Он вышел из церкви. Ему подвели коня. Неторопливо Фридрих выехал из деревни навстречу своему войску, скорченному от холода и ран, от боли и позора. Конь короля ступал среди живых, словно через мертвецов, копыта мягко погружались в теплую золу костра… Фридрих ехал молча, печальный, и вдруг – в испуге – остановился.
Издалека скакали на него всадники в белых плащах, почти неслышно, словно подъятые над землей; они были ужасны в своем движении, будто плыли по воздуху, как нечистая сила, и король ослабел:
– Это моя смерть! Всадники Апокалипсиса.., я узнал их!
Первый же всадник, домчавшийся до короля, оказался Циттеном.
Вздыбил он жеребца перед Фридрихом, как над пропастью.
– Я говорил уже, – хрипато прорычал Циттен, – любой плод надо раскусить, а потом уже болтать…
– Меня разбили, Циттен, – тихо ответил король. – Меня разбил этот дурак Даун. Я рад, что хоть тебя нашел живым.
– Разве такой дурак может разбить великого короля? Король, битва при Торгау выиграна тобою…
Он дарил свою победу пораженному королю. Это было великодушно!
Фридрих заплакал. Взошло солнце, и солдаты, вставая от загасших костров, вдруг увидели перед собой поле Торгау, – поле, сплошь покрытое трупами. Их были десятки тысяч, этих мертвецов, и все эти тысячи людей, еще вчера живых и теплых, были раздеты за ночь саксонскими мародерами… Солнце для того, наверное, и появилось на минуту, чтобы осветить этот апофеоз победы Фридриха. А затем оно снова угасло, опять надвинулись тучи из-за гор. И хлынул проливной ливень. Струи дождя застучали по животам, по спинам, по черепам, вода заливала раскрытые рты мертвецов.