Вначале некоторые из нас пытались соорудить себе жилища. Сейчас эти недостроенные здания превратились в руины. Мы спим на голой земле в любое время года.

Уже давно ничего не осталось от нашей одежды. Несколько лет мы старались заменить ее, сплетая ткани из водорослей, сначала переплетения были довольно хитроумными, но постепенно становились все грубее и грубее. Затем мы забросили эти попытки, тем более что мягкий климат делал их излишними: мы ходим голыми, как те, кого мы когда-то называли дикарями.

Пища, пища — вот наша неизбывная цель, наше исключительное занятие.

Некоторые из наших старых идей и чувств еще не совсем стерлись. Мой сын Жан, зрелый человек и дед, не утерял своей привязанности ко мне, а мой бывший шофер Модест Симона сохранил смутное воспоминание о том, что когда-то я был его хозяином.

Но вместе с нами навсегда исчезнут малейшие следы того, что когда-то именовалось цивилизацией. В действительности мы уже не люди. Наши дети и внуки, рожденные здесь, не будут знать никакой другой жизни. Человечество сведется к этим взрослым — я смотрю на них, когда пишу эти строки,— которые не умеют ни читать, ни считать, ни говорить толком, и к этим детям с острыми зубками, которые, похоже, состоят лишь из одной ненасытной утробы. На смену им придут другие взрослые и дети, потом снова другие взрослые и дети, все более приближенные к животным, все более далекие от своих мыслящих предков.

Мне кажется, я вижу их, будущих людей, забывших членораздельную речь, с угасшим разумом и с телом, заросшим грубой шерстью. Вижу, как бредут они по этой хмурой пустыне.

Мы решили сделать хоть что-то, чтобы они не стали такими. Мы хотим предпринять все, что в нашей власти, дабы завоевания человечества, свидетелями которых мы были, не пропали бесследно на веки вечные. Доктор Морено, профессор Бетерст и я — мы разбудим наш спящий разум, заставим его вспомнить, какой мощью он обладал когда-то. Мы разделим нашу работу и чернилами, взятыми когда-то на «Вирджинии», запишем все, что знали, в самых различных научных дисциплинах. Когда-нибудь люди, потерявшие жажду знаний, после более или менее продолжительного периода дикости, почувствуют влечение к свету и найдут сей скромный свод знаний своих предшественников. Почтят ли они тогда память тех, кто старался из последних сил сократить тяжкий путь познаний для будущих неведомых братьев?

* * *

На пороге смерти.

Прошло уже пятнадцать лет с того момента, как были написаны предыдущие строчки. Доктора Морено и профессора Бетерста уже нет в живых. Из тех, кто высадился здесь, я, самый старый, остался один. Но смерть вот-вот настигнет и меня. Чувствую, как она поднимается от холодеющих ног к замирающему сердцу.