В пять минут одиннадцатого наши кареты остановились у подножия широких ступеней перед центральным порталом. Доктор первым ступил на землю и предложил руку дочери. Месье Нейман галантно поддерживал мадам Родерих. Мы спрыгнули на землю и следом за Марком прошли через плотные ряды зрителей, выстроившихся вдоль паперти.
В этот момент зазвучал большой орг
Марк и Мира направились к двум креслам, поставленным рядышком перед алтарем. За спинами жениха и невесты заняли предназначенные им места родители и свидетели.
Церковь оказалась уже битком набитой разнаряженными людьми. Это цвет Рагза — сам губернатор, чиновники магистрата, гарнизонные офицеры, бальи[651] и синдики[652], руководители администрации, друзья дома, крупные деятели промышленности и торговли… Дамы сверкали драгоценностями. Для них резервировали специальные места на скамьях, и там не оставалось ни одного свободного.
За кованой решеткой хоров, подлинным шедевром кузнечного ремесла тринадцатого века, толпилось множество любопытных. А те, кому не удалось пробраться поближе, устроились в большом нефе, где тоже не хватило стульев для всех.
В боковых и поперечных нефах также теснился народ, и даже на ступенях паперти стояли люди, для которых в церкви уже не было места.
Могло ли прийти на ум, что в кафедральном соборе, святом месте, разыграется дьявольский спектакль в духе нам известного, памятного вечера в особняке Родерихов? Конечно нет!
Толпа расступилась и дала дорогу священнику, дьякону, причетнику, церковным сторожам, детям из хоровой капеллы.
Священник остановился перед ступенями алтаря[653], поклонился и произнес первые фразы «Introit»[654], певчие затянули нараспев строфы «Confiteor».
Мира стояла на коленях на маленькой молельной подушечке, опустив голову в религиозном экстазе[655]. Марк не сводил с нее глаз.
Месса была отслужена со всей торжественностью, с какою католическая церковь окружала брачную церемонию. Человеческие голоса чередовались с мощными аккордами органа и церковным пением «Kyrie» и строф «Gloria in Excelsis», гулко звучавшими под высокими сводами.
Иногда возникал легкий шум: скрипнет сдвинутый стул, кто-то хлопнет нечаянно откидным сиденьем, мерно прошагают служки, следящие за тем, чтобы проход в центральном нефе оставался свободным во всю длину.
Обычно залы собора погружены в полумрак, чтобы душа верующего могла отрешиться от мирской суеты, ревностней отдаться религиозным мыслям и ощущениям. Через цветные витражи, изображающие библейские фигуры, через узкие стрельчатые окна в средневековом стиле и сквозь боковые витражи проникал рассеянный приглушенный дневной свет. Когда пасмурно, абсида, центральный и боковые нефы погружаются во мрак, и эту мистическую темноту золотят лишь мерцающие огоньки тонких восковых свечек в алтаре.