— Это он! Дьявол! Держите его!

Капитан Харалан рванулся навстречу шарабану с явным намерением остановить его и поквитаться с невидимым возницей.

Народу было много. В упряжку полетели камни. Из магазина на углу улицы Князя Милоша раздались мушкетные[665] выстрелы.

Одна из лошадей упала, пораженная пулей в бедро.

Тут же на нее навалилась толпа, люди хватались за колеса, упряжь, оглобли, сотни рук тянулись, чтобы схватить и растерзать Вильгельма Шторица. Они ловили пустоту. По-видимому, незримый возница успел спрыгнуть с шарабана и раствориться в толпе еще до того, как экипаж опрокинулся.

Однако тревога оказалась напрасной. Вскоре появился хозяин лошадей, крестьянин, приехавший в город из пушты и остановившийся на рынке Коломан. Он зашел в трактир пропустить рюмочку, другую… Беспризорные лошади умчались. Крестьянин был в отчаянии, увидев раненое животное. Но рассвирепевшая толпа ничего не желала слушать. Бедняге пришел бы конец — его растерзали бы, но мы с Хараланом защитили его.

Мы продолжили свой путь.

Месье Штепарк уже знал о происшествии на улице Князя Милоша.

— Город совершенно очумел, — произнес он с грустью. — То ли еще будет!

Я задал обычный вопрос:

— Нет ли чего новенького?…

— Есть, — сообщил детектив. — Вильгельм Шториц сейчас в Шпремберге.

— В Шпремберге! — закричал капитан Харалан, обратившись ко мне. — Едем! Вы мне обещали!

Я растерялся, ибо ни секунды не сомневался в бесполезности поездки.

— Погодите, капитан, — вмешался месье Штепарк, — я с минуты на минуту жду подтверждения этой информации из Шпремберга.

Через полчаса дневальный подал начальнику полиции пакет, доставленный гонцом. Увы, новость не подтвердилась. Мало того, в Шпремберге полагали, что Шториц Рагза не покидал.

Прошло еще два дня. Мира по-прежнему лежала без памяти. Брат казался спокойнее. Я ждал случая поговорить с месье Родерихом об отъезде.

Четырнадцатое июня оказалось более тревожным, чем предыдущие дни. На сей раз власти ощутили неспособность удерживать толпу, распаленную до предела.

Около одиннадцати часов я прогуливался по набережной Баттиани. До моих ушей долетели выкрики:

— Он вернулся!.. Он вернулся!..