Он стоял по пояс в воде на стремнине и не мог поднять век. Слепой и оглушённый, зажимая глаза руками, он побрёл наперерез течению, рассчитывая выбраться на берег. Вода ослепительно блестела, словно битое стекло, и, не желая того, он плакал, не ощущая ни холода осенней реки, ни мокрой одежды. Нащупав ногами сушу, он выполз на четвереньках на береговой откос и лёг лицом вниз, давая глазам привыкнуть к свету. Ему хотелось осмотреться, узнать, куда попал, куда его вынесло, будто только что вернулся на Землю. Перед взором же был лишь чисто отмытый гравий, одинаковый и безликий; взглянуть выше, поднять глаза к небу не давало солнце.

Он заполз ещё выше и почувствовал под руками траву. Она была осенняя, сухая и жёсткая, но тёплая; Русинова начинало знобить. Он не хотел уходить далеко от воды, поскольку боялся потерять место, откуда был вход в пещеру. Стащив в себя мокрую и холодную одежду, он подставился солнцу и сразу согрелся. Почувствовал, как ослабли мышцы лица и наконец разжались стиснутые зубы.

А проснулся он от знакомого голоса.

— Эй, рыбачок! А, рыбачок! Чего же ты разлёгся? Лежит — загорает! Кто же будет рыбу ловить?

Русинов открыл глаза и увидел блёклую траву. Неужели совершил круг и вернулся туда, откуда пошёл?

— Рыбачок! — звал Пётр Григорьевич. — Не спи на закате, голова заболит.

Солнце садилось в тучу и, мутное, уже не слепило. Он осмотрелся и обнаружил, что лежит на берегу шумящей речки, в трёхстах метрах от пасеки. Хорошо было видно крышу бани со слуховыми окнами и синий дым, реющий над ней.

Он нащупал на шее медальон Страги — на месте…

Пётр Григорьевич улыбался, но его глаз с расширенным зрачком глядел как ружейный ствол.

— Где Карна? — спросил Русинов.

— Карна? — Пчеловод недоуменно вскинул и опустил плечи. — А кто это?.. Ты, рыбачок, на солнышке не того? Не перегрелся?

— Меня сюда привела собака Карны!

— Собака? — засмеялся Пётр Григорьевич. — Собака есть, верно! Приблудилась какая-то сегодня! От туристов осталась, каждый год теряют… Пусть зиму живёт, может, на следующее лето и хозяин отыщется…

— У тебя на пасеке есть чужие люди? — теряя терпение, спросил Русинов.

— А как же нет? Есть! — развеселился пчеловод. — У меня всё время кто-нибудь да есть. Место такое, сюда всех людей тянет.

— Женщина… есть?

— Есть! Даже не одна, а целых две! У меня нынче малинник.

Его подмывало спросить об Ольге…

— Одна из них — Карна-Валькирия, — сказал Русинов. — Не морочь мне голову, ты же знаешь всё.

Пётр Григорьевич откровенно рассмеялся: