— Позволите? — осведомился Ардашев, и, получив согласие, тоже понюхал стакан, и добавил: — То, что это коньяк, — несомненно. Только запах у него странноватый…

— И что же вам в нём не нравится? — усмехнулся Каширин.

Но адвокат не успел ответить, потому что в этот момент Ефим Андреевич, уже набив нос табаком, потянул воздух. Зелье возымело действие, и сыщик разразился однообразной, как хлопанье куриных крыльев, чередой чихов, прерываемых словами «Прости, Господи!». Вытерев всё тем же фуляровым платком выступившие слёзы, он крякнул от удовольствия и спросил доктора:

— Итак, Савелий Панкратович, позвольте услышать ваш медицинский вердикт.

— Exitus lethalis, — сухо выговорил Мильвидский.

Поляничко пожевал губами и сощурился.

— Думаете, скончался в результате смертельного хронического заболевания?

— Похоже на то, однако совершенно точно сказать не могу. Это всего лишь предположение. Для полной уверенности надобно провести вскрытие.

— Да бросьте вы! — махнул рукой Каширин. — Этак с ума можно сойти, ежели каждого мёртвого пропойцу к прозектору возить. Разрешение на погребение выдадим, и всё, хватит. Тут и без латыни ясно: пил-пил и допился… Вы же видите, что он подливал из фляжки коньяк, пока не окочурился.

— А чего ж не пьянствовать, если за тебя мёртвое механическое пианино играет? — вставил слово банкир Старосветский. — Тоже мне! Цирк устроили с тапёром! Позор на весь город! А ещё афиши развесили с фирмой «Патэ»! А фирменное у вас только надувательство!

— Видимо, мне придётся кое-что объяснить, — обиженным голосом провещал директор Купский. — Вы, Борис Тимофеевич, зря гневаетесь. Мы «Вельте-Миньон» не от хорошей жизни купили. В Ставрополе музыкантов раз-два и обчёлся. Вот отыскали настройщика пианино Акулова (кстати, играл совсем недурно). Договор с ними заключили. А он нет-нет да и заложит за галстук… Что нам оставалось делать? Пришлось разориться на это чудо музыкальной техники. А теперь эта смерть…

— Факт, конечно, прискорбный, — умерев негодование, посетовал банкир. — Но что поделаешь? Жизнь коротка. И никто точно не знает, когда наступит его черёд.

Послышались чьи-то шаги. В дверях показались два человека с носилками.

— А вот и медицинская карета подъехала, — с нескрываемой радостью проговорил Каширин. — Забирайте его, братцы, забирайте, и побыстрее.

Пока труп укладывали и выносили, присяжный поверенный внимательно рассматривал фляжку. Заметив это, Поляничко спросил:

— Чем вас заинтересовала эта серебряная баклага?

— Вы, Ефим Андреевич, не полностью прочитали надпись, — ответил Ардашев. — Тут в конце выгравирована дата: «17.VI.12».