– Здоров, комиссар.

– Здоров, комбриг, – в тон ему ответил Постышев.

– Давно прибыл?

– Только что. Садись. В ногах правды нет.

– А вообще она, думаешь, есть?

– Обязательно.

– Видел ты ее?

– А как же…

– Ну и какова она? Занятно мне узнать.

– Ты, случаем, не шандарахнул стакашку, Громов?

– Не с руки пир во время чумы устраивать.

– Стакан водки, по-твоему, пир? Я бы сейчас с радостью выпил.

– Я б на твоем месте только и делал, что пил.

– Ты сядь, а то маячишь перед глазами.

– Это не я маячу, а совесть партийная маячит перед твоими глазами.

– Тебе в театре заправлять, Громов. Ты еще голосом подрожи, это эффектно, так певцы делают. Ну-ка, дай совок, за дверью.

Постышев собрал мусор в совок, высыпал его в ведро и плотно притворил дверь, чтобы не дуло холодом.

– Что у тебя снова стряслось?

– Перестань, Павел! Помнишь наш разговор летом? Помнишь, я тебе говорил, что нэп погубит революцию?! Помнишь, как ты меня высмеивал?! А кто прав? Кто? Ты или я? Бьют нас по всем статьям, отступаем! Какое, к черту, отступаем?! Бежим, как стадо!

– Стадо – это кто?