– Уж если немец интеллигентен, то он интеллигентен до конца, – сказал Ивановский.

Штирлиц молча пожал руки Родыгину и Ивановскому и пошел в другой зал, взглянуть, чем занят Зонненброк.

«Пусть собирает подонков, – удовлетворенно подумал он, – пусть собирает старых корнетов и выживших из ума генералов. Ивановский здесь не одинок, и это замечательно, что он не одинок. Очень будет обидно, если мне не поверят дома».

– Поехали к Николаенко, – Зонненброк повернулся к шоферу, – это на Медвешчаке; Слесарка, дом семь.

Шофер – немец, постоянно живущий в Югославии и завербованный СД еще в тридцать третьем году, – вертанул руль так, словно выкручивал руки врагу.

Зонненброк похлопал себя по карману, где лежал список русских эмигрантов.

– Мы неплохо поработали, Штирлиц, а? Я, признаться, не ожидал, что улов будет таким интересным.

– А что это за Николаенко? Наш человек?

– Нет. В том-то и дело, что нет. Им интересуются ученые из «седьмого института» СС. Но меня он сейчас занимает с иной точки зрения. Веезенмайер рвет и мечет, ему срочно понадобились люди из армии.

– При чем же здесь Николаенко?

– Его дочь замужем за адъютантом здешнего командующего.

– Ну, тогда другое дело. А то я не мог понять, зачем нам русская эмиграция.

– Эти русские будут работать на нас. Надо было, между прочим, сказать о школах для переводчиц – не подкладывать же в конце концов немок под нужныхнам красных?

– А во имя служения нации? – чуть улыбнулся Штирлиц.

– Нельзя портить кровь и мозг.

– А мозг-то при чем?

– Они же будут что-то чувствовать. А с иностранцами всегда иначе чувствуется, острее, что ли.

– У вас язык Петрарки, – сказал Штирлиц. – Каково с эдаким-то языком писать справки? Наверное, начальство ругает за словесные излишества. Нет?