– Отправляйся и доставай их, – сказал милорд. – Я не против.

– Очень приятно, – продолжал Баллантрэ, – но для этого нужны люди и средства передвижения. Путь туда далек и труден, местность наводнена дикими индейцами. Ссуди меня самым необходимым либо вперед, под твое пособие, либо, если тебе угодно, как долг, который я верну по возвращении. И тогда можешь быть спокоен: больше ты меня не увидишь.

Милорд упорно глядел ему прямо в глаза, жесткая улыбка тронула его губы, но он не сказал ни слова.

– Генри, – продолжал Баллантрэ с ужасающим спокойствием, но напряженно откинувшись назад, – Генри, я имел честь обратиться к тебе.

– Пойдем домой, – сказал мне милорд, которого я уже давно тянул за рукав. Он встал, потянулся, поправил на голове шляпу и, не говоря ни слова, тяжело зашагал по набережной.

На мгновение я растерялся, настолько серьезным показался мне этот поворот в отношениях братьев. Баллантрэ тем временем возобновил свое шитье, опустив глаза и ловко орудуя иголкой. Я решил нагнать милорда.

– В уме ли вы? – закричал я, поравнявшись с ним. Неужели вы упустите такую счастливую возможность?

– Неужели вы ему все еще верите? – спросил милорд, и мне почудилась в этих словах насмешка.

– Пусть его убирается из города! – кричал я. – Пусть отправляется, куда хочет и как хочет, лишь бы он уехал!

– Я сказал свое слово, – возразил милорд. – Вы можете оставаться при своем. На этом и покончим.

Но я не оставлял мысли о том, чтобы спровадить Баллантрэ. Я не мог без содрогания вспомнить, как покорно он вернулся к своему портняжничанью. Ни один человек на свете, а тем более Баллантрэ, не мог бы вытерпеть такую цепь непрерывных оскорблений. В воздухе запахло кровью. И я поклялся, что не упущу ни малейшей возможности, не пренебрегу ничем, что могло бы предотвратить преступление. Поэтому в тот же день я вошел в кабинет милорда, где застал его за какими-то хозяйственными делами.

– Милорд, – сказал я. – Мне представился случай вложить мои сбережения в подходящее дело. Но, к несчастью, они хранятся в Шотландии, потребуется немало времени, чтобы получить их оттуда, а дело не терпит отлагательств. Не найдет ли ваша милость возможным выдать мне нужную сумму под вексель?

Он долго глядел на меня, словно читая мои мысли.

– Я никогда не спрашивал вас о ваших капиталах, Маккеллар, – сказал он. – Но, насколько мне известно, кроме страхового полиса, у вас нет за душой ни фартинга.

– Я давно служу вашей милости и никогда не лгал и до сего дня ни разу не просил об одолжении, – сказал я.

– Одолжение, но для кого? – ответил он спокойно. Для Баллантрэ? Вы что, принимаете меня за дурака, Маккеллар? Поймите же раз и навсегда. Я укрощаю этого зверя по-своему. Ни страх, ни сожаление не тронут меня, и для того, чтобы обмануть меня, нужен выдумщик поискуснее вас. Я требую службы, верной службы, а не того, чтобы вы орудовали за моей спиной, портили все дело и крали мои же деньги, чтобы ими способствовать победе моего врага.