* * *

Поезд замедлил ход, железная дорога поворачивала, огибая болото, — кочковатое, ржавое, с редкими деревцами-карликами. «Пятнадцать минут до остановки, — подумал Калистратов, глядя на Бринкера, на апельсины в его руках. — Пора кончать. Но здесь, в коридоре, неудобно. Свидетели ни к чему».

— Что же мы стоим! — спохватился майор. — Прошу!

Он открыл служебное купе, сел к окну, усадил Бринкера напротив.

Бринкер опустил апельсины на столик, придерживает их, катает ладонью, не может оторваться.

— Кушайте! — говорит майор. — Пропадает же!

Бринкер выбирает апельсин покрупнее, вертит в руках, принимается чистить.

— Хочу поделиться с вами, господин Бринкер, некоторыми соображениями, — начал майор. — Я пришел к заключению, что немцы не виноваты. Кто-то подбросил им листовки.

— Да, вы думаете?

— Абсолютно уверен. Будем рассуждать логически. Человек, который это сделал, хорошо знал распорядок дня делегатов, расписание, понимаете?

— Понимаю, понимаю.

Пальцы Бринкера задвигались как будто быстрее. Он с силой вонзил ноготь, не очень чистый ноготь с каемкой черноты. Брызнул сок.

— Получается вот что, господин Бринкер. Вы часто бывали в пятом вагоне, бывали и в отсутствие делегатов, — вы и только вы.

Еще не договорив, майор достал из кителя билет. Положил на скатерть, разгладил, перевернул обложку.

— Потом я обратил внимание на одну деталь. Тут две цифры, одна из них зачеркнута. Хотелось бы внести ясность…

Он нагнулся над листком, прижал палец под цифрами, и чуть не вздрогнул — так резко дернулся Бринкер. Пальцы его стала сводить судорога, клочки апельсиновой кожуры полетели на стол. А затем лицо Бринкера наполовину скрылось, он поднял апельсин ка рту и жадно впился в него.

— Вагон номер семь, так? Ваш вагон. А рядом другая цифра, зачеркнутая.

— Я не участвовал. Это касса, касса…

Он кромсает зубами апельсин, захлебывается соком, чавкает и лепечет. Он отпирается, он обижен подозрениями, он не может взять в толк, на чем они основаны. А Калистратову слышится признание вины, потому что Бринкер давится, выплевывает слова вместе с лоскутками кожуры, с косточками, забыл приличия. И щеки, и нос у него мокрые, и сок на его руках смешивается с вагонной копотью и заливает скатерть. Не выдержал, сорвался. И сам, верно, не сознает, как он жалок.

— Пять, господин Бринкер. Зачеркнута пятерка, вот, смотрите, пожалуйста.