— Не мужик, — сердито обрывает Ларионов своего друга, — а фашист. Разбираться надо. Видел, как на следу круглые шапочки гвоздей отпечатались? Вот то-то и оно.
— Да. Ушли. Жаль, — недовольно бросает Бондаренко.
Я говорю о том, что нужно немедленно занять подвал. Но как его займешь? Проклятые стены! Их ничем не возьмешь. Низкие окна подвала забраны толстой частой железной решеткой. Даже гранаты не бросишь. К тому же у нас только «лимонки». Какой в них толк?
— Хиба, огоньку? — неуверенно предлагает Рева.
— Пожалуй, это единственный выход…
Пока с трудом добывают канистру с керосином, спускаются ранние февральские сумерки. Крупными хлопьями падает снег. Из осажденного подвала изредка постреливают.
В третий раз повторяется старый маневр. Под защитой нашего огня Ларионов и Волчок пробираются в дом. Они возятся долго, непозволительно долго (или это только кажется мне?), и, наконец, первые струйки дыма вырываются из разбитых окон.
Опять огонь — и Волчок с Ларионовым рядом с нами.
Медленно загорается дом. Языки пламени лениво лижут переплеты рам.
— Да что вы там вылили, хлопцы? — негодует нетерпеливый Рева. — Может, воду? А ну дай руку, — и Павел нюхает руку Ларионова. — Як будто бы керосином воняет… А почему не горит? — набрасывается он на ни в чем не повинного сержанта. — Отвечай: почему?.. Дивись! — неожиданно кричит он.
Над западной окраиной города в сумеречном небе рассыпаются три ярких снопа зеленоватых искр. И почти тотчас же в стороне Погара извиваются красные ракеты. Одна, вторая, третья…
— Помощь идет. Уверен — это она вызвала. Павловская племянница, — зло бросает Бондаренко.
Нет, видно, не дождаться нам конца пожара.
Посылаю связного к Кошелеву: отходя, он должен прикрывать нас с тыла. У комендатуры оставляю группу Вани Федорова. Он уйдет отсюда в самый последний момент, как можно дольше продержав Павлова в подвале.
По глубокому целинному снегу перебираемся через Десну. Сумерки сгущаются. Над городом поднимается шапкой черный дым.
*
На высоком обрывистом берегу еле видны фигуры: Кошелев отходит.
Со стороны Погара доносится рокот танковых моторов. Он нарастает с каждой минутой. Гремят орудийные выстрелы… Вспыхивает суматошная автоматная трескотня. Это фашисты ворвались в город со своим обычным грохотом и шумом.
Почему же Ваня медлит? Неужели не успеет?
Ждем добрых полчаса. Стрельба в городе стихла. Федорова нет…