Сатанаиса остановилась на минуту перевести дух, а также собрать мысли и упорядочить воспоминания. Затем она продолжила рассказ:

– Как-то летним вечером Эмилия сидела возле своего домика, разговаривая с Этной, которой было тогда девять лет, и вдруг недалеко от них показался на дороге всадник. Лошадь неслась так быстро, что испуганная баронесса поспешно вскочила, а лошадь, точно совсем взбесилась, перепрыгнула ров и сбросила всадника у забора, огораживающего сад. Каково было удивление баронессы, когда она узнала в упавшем бывшего пажа своего мужа Жижку! По его движениям она приметила, что он ушиб руку. Старый слуга снял с него платье, чтобы посмотреть, не опасен ли удар, но при виде руки баронесса онемела от удивления: повыше локтя обнаружился знак, похожий на ягоду смородины.

– Как! Жижка – украденный сын барона Жоржи, брат баронессы Эмилии, дядя Этны?! – вскричал Эрнест Кольмар.

– Да, – ответила Сатанаиса. – Жижка скоро узнал, что жена его бывшего господина приходится ему сестрой. Оставив службу у барона Ильдегарда, Жижка поехал в Венгрию и принял участие в кампании против турок, отличившись в ней незаурядной храбростью и достигнув самых высоких военных почестей. Ушиб, причиненный падением, принудил его остаться на несколько недель у баронессы Эмилии. За это время он очень привязался к своей маленькой племяннице Этне.

– Ему не пришло в голову объявить о своем происхождении и потребовать возвращения своих владений? – спросил Кольмар.

– Нет, – сказала Сатанаиса, – ведь для этого ему следовало заявить, что сестра его жива. Трибунал Бронзовой Статуи, принявшись за поиски, выяснил бы, что Этна тоже не погибла. И Жижка пожертвовал собственным возвышением ради спокойствия сестры и безопасности племянницы. Он вернулся в Прагу, к службе при дворе, по потом опять приехал на несколько дней в смиренный домик сестры. Тогда-то баронесса и занемогла. Чувствуя приближение кончины, она поручила свою дочь Жижке, потом, обняв Этну одною рукою, а другою пожимая руку брата, попросила Бога благословить эти дорогие для нее существа и скончалась.

Сатанаиса, голос которой совсем ослабел и дрожал, вдруг заплакала и, спрятав голову в подушки, прорыдала несколько минут.

– Эти воспоминания жестоко вас волнуют, – заметил рыцарь, когда Сатанаиса немного успокоилась.

– О, если б вы знали все! Если б я осмелилась сказать вам, Кольмар!.. – вскричала Сатанаиса, приподнимая лицо, орошенное слезами, и ломая в отчаянии руки.

– Стойте! Я помню, что Этна тоже употребляла такие выражения, – произнес рыцарь, пораженный подобным совпадением. – Чего же не смела сообщать мне Этна и на что намекаете вы, Сатанаиса?